Станислав Олефир
Росомаха — зверь серьезный
Собака и росомаха
Познакомился с росомахой я в первый же год жизни в Лиственничном — маленькой таежной деревеньке. Раньше я думал, что это зверь-изгой, зверь-бродяга, который несется, пересекая распадки и долины, уничтожая на своем пути все живое. Встретится олень — нападет, встретится мышка — не пожалеет и ее.
Если путь росомахи лежит на север, то остановится она только у Северного Ледовитого океана. Поглядит на вздыбившиеся торосы, покопается в горке выброшенных на берег водорослей и повернет к богатому красной рыбой и крабами бурному Охотскому морю.
Позже я узнал, что каждая росомаха осваивает строго определенный участок, который тщательно охраняет. У границ владений трется животом о кусты, кочки, коряги, выделяя из специальной железы пахучее вещество.
Как-то совхозный тракторист Митька Пироговский привез в Лиственничное двух молодых лаек — Султана и Люту. Тайга была им в диковинку, от каждого шороха в кустах они трусливо поджимали хвосты. Днем собаки не отходили от поварихи Любы, ночью забивались иод кровать к Пироговскому.
По вскоре Султан и Люта освоились, осмелели, учиняя в тайге настоящий разбой. Породистые собаки легко разыскивали затаившихся в траве молодых зайчат, куропачьи и утиные выводки, потерявших способность летать линных глухарей. С раздувшимися животами псы являлись домой и, даже не взглянув на приготовленную для них еду, чинно разваливались у порога Митькиной избушки.
— Нужны им твои объедки, — говорил Пироговский поварихе Любе. — Настоящая собака в тайге сама себя прокормит и хозяина не забудет. — И, хлопнув Султана по животу, самодовольно изрекал: — А ну, псина, признайся этой тете, сколько ты зайчиков сегодня схамкал? Ишь, как тебя разнесло!
В то утро собаки заспались и вылезли из-под Митькиной кровати, когда завтрак был уже готов. Они обогнали идущую к реке Фатума Любу. Повариха хотела было окликнуть их, но передумала.
Люба зачерппула воды и сделала несколько шагов в сторону кухни, как вдруг за деревьями послышался неистовый лай. Такого еще не было, ну гавкнут лайки разок-другой на чужого и стихнут. Сейчас аж захлебывались.
Люба оглянулась, подняла палку и заторопилась на помощь. Сначала она увидела Люту. Та носилась вокруг особняком стоявшей лиственницы и тявкала, как заведенная. Потом из-за кустов вынырнул Султан, зло хватил зубами растущий под лиственницей куст И тут же метнулся к дереву. Люба глянула вверх и обмерла. Метрах в пяти от земли сидела росомаха. Узкая, словно сдавленная, морда, толстые лапы, длинный, чем-то напоминающий лошадиный, хвост. Вот только цвет… Девушка считала, что росомахи черные, в крайнем случае, бурые, а эта была почти желтой.
Росомаха не видела Любу, а сердито шипела на лаек: приподнимала верхнюю губу и обнажала молочно-белые клыки.
Охотники рассказывали, что росомаха удивительно похожа на медвежонка. «Нет, — подумала Люба, — скорее на кошку…» Сидит загнанная на дерево бедная киска и шипит на извечных своих врагов. А те надрываются, задыхаясь от злобы. Любе следовало бы позвать мужчин, косивших сено. Но она воинственно взмахнула палкой и закричала:
— Брысь! Марш отсюда! Кому говорю?
Росомаха вздрогнула, резко повернулась к Любе и в тот же момент прыгнула чуть ли не на головы собакам. Образовался живой рычащий клубок.
Собаки не уступали росомахе. ни силой, ни ловкостью. Свирепея и горячась, они не обращали внимания на Любины окрики. Казалось, участь росомахи решена. Но вдруг случилось что-то непонятное. Раздался пронзительный визг, и Султан, задыхаясь и кашляя, словно он охрип от лая, метнулся прочь и закружил на месте. Люта с визгом отпрыгнула в сторону, ударилась головой о ствол дерева и, шатаясь, побрела к Фатуме. На мху осталась только росомаха. Зверь коротко рыкнул, поднял голову и уставился на девушку. Но ни ненависти, ни злобы во взгляде росомахи не было. Скорее она смотрела на Любу как-то растерянно, словно чувствовала за собой вину.
Люба присела и тихонько спросила:
— Тебе очень больно?
Росомаха вскочила и опрометью бросилась в чащу.
Султан, беспрестанно кашляя, то ложился на землю, то принимался тереть нос лапой. Из разорванного уха на мох падали капельки крови. Наверно, собака страдала, но девушка, вместо того чтобы пожалеть Султана, злорадно сказала:
— Вот видишь, это тебе не зайчат хрумкать.
Она наклонилась к собаке и почувствовала запах, такой резкий, что у нее запершило в горле. Недоуменно покачав головой, Люба заторопилась домой.
Ожидавшие завтрака бригадир Шурига и два косаря к взволнованному рассказу поварихи отнеслись с недоверием. Какая росомаха возле жилья? Зимой куда еще ни шло, а сейчас ее сюда и под угрозой смерти не загонишь.
Пока они спорили, возвратились никем не замеченные собаки. Впереди Люта, припадавшая на переднюю лапу, за ней помятый Султан. Они забрались под кровать все еще спящего Митьки и, жалобно поскуливая, принялись зализывать раны. Скоро избушку окутал отвратительный запах. Митька открыл глаза, повел носом и, легко определив источник зловония, выгнал упирающихся собак на улицу.
Потом он купал собак в нескольких водах, используя и туалетное мыло, и порошок «Кристалл», обливал бедолаг духами «Милый друг», но ничего не помогло. К вечеру Пироговский уехал в совхоз. Вместе с ним отбыли и лайки. После такой «химической» атаки, предпринятой росомахой, ни Митька, ни его собаки больше в Лиственничном не появлялись.
Повторный визит
А вот росомаха осталась. Правда, к Лиственничному она теперь не приближалась, но Шурига дважды встречал ее по дороге к Сокжоевым покосам.
— Она и в самом деле на других своих сородичей не похожа. Не то чтобы желтая, а какая-то светло-светло-коричневая. И доверчивая до удивления. Стоит так спокойно и смотрит. Метров на двадцать подпустила, потом в сторону прыг, и нет ее.
Косари подозревали, что именно эта росомаха съела четыре связки вяленых хариусов, вывешенных возле палатки. Медведь оборвал бы шпагат, лиса оставила бы объедки, соболю с таким количеством рыбы вообще не справиться.
На крупные, чем-то напоминающие медвежьи, отпечатки лап впервые я наткнулся через три дня, как выпал снег. Росомаха вышла к Фатуме километрах в двух от Лиственничного, повертелась у берега и направилась в сторону Хитрого ручья. Я долго шел по ее следу, намереваясь узнать, зачем она подходила к реке.
По пути росомаха нашла обточенный полевками лосиный рог, собрала заиндевевшие ягоды со смородинного куста. На куропаток, что паслись в зарослях карликовой березки, она не обратила никакого внимания. Около свежей лосиной лежки остановилась, потом двинулась дальше.
Через неделю я обнаружил опять следы. Росомаха прошла прежним маршрутом. Правда, теперь она заинтересовалась темнеющими на снегу головешками моего костра. Обследовала горку сизой золы, подобрала остатки завтрака и спокойно удалилась. След был такой же величины, как и в предыдущий раз. Я едва прикрыл его ладонью. Без сомнения, разгуливал тот же самый зверь. Но почему, подойдя к реке, росомаха не пытается перебраться на другой берег?
Здесь меня и осенило. А ведь приходит она сюда не случайно. Здесь граница ее владений. Вот и проверяет, не вторглась ли другая росомаха?
Как-то незаметно для себя я размечтался: «Хорошо бы приручить росомаху. Куда я — туда и она. Красивая, послушная. Все понимает. Приехал в совхоз, а вместе со мной этакая зверина! Знакомые от удивления и зависти обмирают, дети следом бегут».
А если, в самом деле, взять да и прикормить зверя. Мясом-рыбой я не богат. Но собрала же она у костра хлебные корки. Даже бумажку, в которую я заворачивал бутерброды, съела. В кладовой у меня хранилась целая наволочка овсянки. Это Шурига решил кормить косарей овсяной кашей и закупил килограммов тридцать крупы. Но с молоком вышла промашка. Луга находятся далеко от совхоза, дорога трудная. Пока молочко везут, оно в простоквашу превращается. Сварю-ка я Роске овсяной каши. Пусть питается. А для аромата буду рыбий жир добавлять. Этого добра у Шуриги целая бутыль припрятана. О том, как она попала к нему, стоит рассказать особо.