— Я лучше стану прошлебеком, — покачал головой он.
Люшис бубнил вдали, разыскивая тулуп среди полок. Алистер спросил:
— Ты не передумала?
— Насчет чего?
— Будешь ждать меня?
— Да ты, видимо, умом тронулся, — рассмеялся Айока. — Я не девушка тебе.
Словно из подвала, старик Люшис крикнул:
— «Ойона», значит, «умнейшая», а «Айока», значит, «умная», а не «дура»! Не будь дурой и с полукровкой не связывайся! Цена их слову — скрежет медяка на день ярмарки!
— Дело не в этом, донг Люшис! — крикнула ему в ответ она.
Алистер закатил глаза — на самом деле он полагал, что старик окажется тугоухим и не станет свидетелем его симпатии. Люшис вышел из темноты стеллажей с тулупом, отряхивая его от пыли. Серое облако объяло его, защекотав ноздри.
— А что, я сказал что-то про внешность? — чихнул он.
Айока и Алистер подались назад, чтобы на них ничего не попало. Его курносый нос покраснел, и Люшис вытер его рукавом:
— Я знавал их отца. Тот еще абастас был, помяни мое слово, лжец каких мало, — сказал девушке он, погрозив пальцем для пущей убедительности. — Как результат — настрогал детей и ускакал вдаль. Я даже не виню их мать, которая бросила их, — окинул их взглядом Люшис. — Она, наверное, поняла, какими лгунами эти вырастут, собрала свои пожитки, и сказала: «Счастливо оставаться, парни!», — отсалютовал двумя пальцами от виска он. — И это был правильный выбор, — согласился Люшис. — У меня было три жены. И все они от меня ушли. Это было их лучшее решение в жизни. Все женщины должны бросать мужиков, которые не приносят им ничего, кроме несчастий, — он посмотрел на Алистера. — А ты ей что-нибудь преподнес, кроме мешка своих проблем?
— Да завалитесь вы уже, — устало попросил Алистер. — Я не обязан выслушивать помои, которые льются с вашего рта, с тех пор, как я сюда зашел.
— Так бери тулуп и проваливай! — воскликнул он, показав на одежду. — Полукровку встретить вообще не к добру, а ты в мою лавку заперся!
— Примеряй, давай, — мотнул головой старший брат.
От меха пахло плесенью и пылью. Россдар взял тулуп и надел. Тут же стало жарко. Айока встала рядом с Алистером, оглядывая его.
— Село хорошо, — отметила она. — В плечах чуть великовато, но на вырост как раз.
— Это мех пушистого лиллиана, — сказал Люшис, с недовольством оглядывая братьев. — Он в самые трескучие морозы не пропустит ни ветер, ни холод.
— Сколько стоит?
— Пять золотых монет, — ответил он.
— Так дорого?
— Дорого?! — почти вскричал Люшис. — Даже не смей торговаться со мной, полукровка!
— Был бы тулуп новый, я бы ничего не сказал, — заметил Алистер. — Но он явно поношен, да и насекомые его поели, — он указал. — Видите, по низу?
Айока закусила губу, предчувствуя отчаянный спор, и отошла обратно к рулонам тканей. Он скривился от раздражения, которое испытывал, и покачал головой:
— Это отличный тулуп, который прослужит лет десять! Мех пушистого лиллиана бесценен! Знаешь, как сложно их поймать? Они водятся на крайнем севере, еще дальше, чем мы!
— Знаю, я там и служу, — парировал Алистер.
Их голоса то стихали, то повышались, перебрасываясь возражениями. Пока Алистер и Люшис торговались в цене, она определилась со своим выбором. Больше всего ей приглянулась бледно-голубая ткань. Если нашить кружева на манжеты и горловину, то будет выглядеть даже нарядно. Мужчины ушли к кассе, потому что все-таки Люшис уступил.
— Мне в торговле делать нечего, я слишком честен, — ворчал он, открывая нижний ящик на замочке.
— С вами приятно иметь дело, донг Люшис, — сыронизировал Алистер, положив на тарелку четыре золотые монеты.
— Да пошел ты, прислужник короля, — прокряхтел лавочник, заворачивая одежду в бумажный пакет. — Я очень надеюсь, что грозманы всем вам головы отрежут. Сделают из черепов черпаки и будут воду лить на свои космы в знойный день.
— Эй, — рассердился он. — Это уже слишком.
— Слишком?! — поразился лавочник. — Мы сидим на грозманской земле, и делаем вид, будто это все когда-то было наше, — провел руками по воздуху он. — А оно не было наше. Всего каких-то пятьдесят весен назад, здесь вместо этого короба стояла ураса кочевников. У нашего народа поразительная память, вот что! Стоит нам где-то построить свои захудалые дома, дать названия улицам, кварталам, и они тут же забывают, что у земель были другие хозяева, — с каждым словом распалялся Люшис. — Да, у этих земель были другие хозяева. Не мы, — заверил его он. — Хотя, причем тут мы? Мы всего лишь проклятый народ, который сюда заселили, чтобы застолбить место. Вот у нас есть хозяева. Хозяин. Ты знаешь его в лицо? — уточнил Люшис, подняв монету. — Вот, посмотри. А он наблюдает за тобой.