Но как бы ни было сложно, пора признать: псевдополитические структуры, единственным ресурсом которых является административно-финансовая поддержка со стороны Кремля (или олигархов), то есть субъекты гиперреальности, с комплексом реальных проблем страны взаимодействовать не могут. Поскольку фактически они никого, кроме своих собственных кремлевских (или антикремлевских) архитекторов, не представляют.
Как хорошо известно из опыта мировой истории, там, где системные государственно-политические институты теряют авторитет и перестают действовать, где легальные партии не выражают более интересов избирателей, расцветает прямое действие. Народ использует последние оставшиеся в его распоряжении инструменты — от забастовок до погромов — чтобы как-то напомнить элите о своем существовании. И здесь не стоит уповать на национальную депрессию — депрессия отнюдь не исключает неконтролируемых разрушительных всплесков, напротив, на определённой стадии своего развития порождает их.
Не случайно как раз в 2003 году профсоюзный вождь «Норильского никеля» Валерий Мельников, не располагая ни деньгами, ни собственными СМИ, бросив вызов политическому постмодернизму, сокрушил в неравной борьбе олигархического гиганта и стал мэром заповедного Норильска. Он выступил едва ли ни единственным представителем реальной реальности и, тем самым, полноценным представителем оппозиции мертвечине гиперреального. Он напомнил стране, что всплеск радикального рабочего движения в ближайшие годы неизбежен — и это движение может оказаться безукоризненно (по меркам постновейшей истории) честным, а потому недвусмысленно жестоким.
Расцвет терроризма — ещё одно порождение гиперреальности. В жизни, в которой нет ни грана правды, честным остаётся только взрывное устройство. И — кровь человека на грязном снегу. И ещё — тот, кому обещали буржуазное счастье, но не донесли (потому что забыли внести в список достойных счастья) — он приходит в молитвенный экстаз от соприкосновения с самым живым, что осталось в этой не-реальности — Смертью. Силой, над которой не властны никакие деньги, никакие обманки, никакие политтехнологии.
И если по стране прокатится волна голодных / холодных бунтов — что будут делать социальные фантомы с их политтехнологиями? А если бунты начнутся в армии, где отчаяние отчаяния сменилось уже отчаянием презрения?
Гиперреальность поддерживается многими лукавыми инструментами, не исключая и «специальную» социологию, функция которой — подгонять алгоритм решения задачи под заранее известный ответ. Но любой контакт на границе реального и гиперреального может обернуться для последнего гибелью в неподдельных объятиях первого. Простой пример из самого свежего прошлого: СПС и Ко заказывали «специальные» социологические исследования, дабы убедить себя, что народ не хочет передела собственности, а Ходорковский по популярности приближается к Путину. Кончилось дело — 3.97 % голосов на выборах. Будет ли понят ли этот простой, как трижды восемь, урок?
Важнейший вопрос президентской повестки дня — вернуться из гиперреальности в российское настоящее. Отказаться от ставки на господство политтехнологий, на фиктивные политические конструкции. Перейти от конструирования виртуальной реальности к мониторингу реальной действительности и стратегически осмысленному взаимодействию с нею.
Нет необходимости поддерживать нежизнеспособные квазиполитические умышленные структуры, весь ресурс которых ограничен благоволением богатого / знатного покровителя. Важно выявить подлинные, набирающие силу тенденции, а также силы и лидеров, способных представлять и олицетворять эти тенденции. И перейти в режим постоянного диалога с подобными силами / лидерами.
Президент не должен бояться не подконтрольных ему напрямую политических сил. Исторически природа верховной (в данном случае — президентской) власти в России такова, что глава государства как общенациональный лидер всегда стоит над партиями. Ибо источник его власти носит трансцендентный характер. И любая партия, наделенная внятной последовательной идеологией, так или иначе будет готова к конструктивному разговору с Кремлём как надполитическим воплощением государственности. (Не надо забывать, что в России «государство» и «государь» — не просто однокоренные слова, но почти синонимы; что патримониальная модель власти никуда не исчезла и едва ли когда-нибудь исчезнет). Но какую-либо устойчивую политическую систему можно строить только на базе трагически подлинных и самочинно растущих, а не наспех скроенных и обречённых смерти политических организаций.