Выбрать главу

— Ну и что делать будем? — осведомился князь после краткого раздумья.

— Надо добраться до Москвы и дать там показания непосредственно Особому трибуналу. Тогда ликвидировать нас будет уже бессмысленно.

— А ОН, или ОНИ, сделают всё, чтобы мы до той Москвы не добрались…

— Само собой. Но если доберемся — Годунов наградит тебя по-царски, не сомневайся.

Глава 5

Новоблагословенные
Бумаге служат в качестве заклада У нас в земле таящиеся клады. Едва их только извлекут на свет, Оплачен будет золотом билет.
Гёте
«Фауст»

От сотворения мира лето 7068, сентября месяца день первый.

По исчислению папы Франциска 11 сентября 1559 года.

Москва. Тверской тракт у заставы.

— Уфф! Наконец-то мы у врат Москвы! — констатировал лейтенант Петровский, осаживая коня.

— Не впечатлен, — не удержался от колкости Серебряный.

Врата и впрямь не впечатляли. По правде говоря, это были и не врата никакие, а самые обычные ворота — деревянные, на вид хлипкие. А поскольку вокруг них, сколько хватало взора, простиралось жнивье, преграда эта была, по первому впечатлению, чисто символической.

Однако, чуть присмотревшись, князь заметил стрельцов в небогатой, но справной одёжке, все при оружии. Более того, возле ворот стояли навесы характерного вида. Серебряный готов был поставить нательный крест против копейки, что под навесами — ямы, в которых скрыты малые пушчонки-картечницы. Не укрылись от его внимания и мохнатые псы, сидящие возле столбов и недобро скалящие клыки. И наконец — на дороге и вокруг были вкопаны бревна. Проехать между ними шагом было можно, а вот махнуть лихим намётом — вряд ли… В общем, это была маленькая, но хорошо укрепленная застава, способная до прибытия московских подкреплений успешно обороняться против шайки татей или ватаги залетных шишей, пытающихся хитростью или силой прорваться к московским стенам.

Никите Романовичу такие заставы были знакомы по Риге.

— У нас такое называется — блок-пост, — сказал он.

— Не у нас, а у Ливонского вора, — привычно поправил лейтенант.

Петровский — впрочем, князь подозревал, что он такой же Петровский и, возможно, такой же лейтенант, как сам он — «сержант Павловский» — был человеком в высшей степени осмотрительным. В частности, он никогда не высказывался хоть сколько-то критически о московских порядках. У Серебряного сложилось впечатление, будто лейтенант всё время ждет, что любой его собеседник или напишет на него донос, или будет допрошен под кнутом. Впрочем, если учесть род занятий лейтенанта, такой ход мысли был вполне объяснимым.

— А у вас как это называется? — спросил он, кивнув на заставу.

— Блок-пост, — не моргнув глазом сообщил Петровский.

Никита Романович в который раз подумал, что в Московском Кремле тоже не дураки сидят. Во всяком случае новинки, касающиеся военного дела, они перенимали очень быстро.

Тут внимание князя привлекла серая будочка, стоящая от ворот наособицу. Перед ней стоял мужик в армяке и, размахивая руками, бранился на чем свет стоИт.

— Это что? — поинтересовался он.

Петровский прищурился, потом картинно шлепнул себя по лбу.

— Господи, совсем запамятовал! Тебе ж серебро сдать надобно.

— Чего сдать? — покосился на собеседника Серебряный.

— Серебро. Что-нибудь серебряное у тебя есть? Ну, кроме жетона?

— Откуда? У меня и денег-то нет, — напомнил князь.

Денег у него и в самом деле не было. Во время путешествия за всё расплачивался Петровский. Князю было отчасти неловко, но лейтенант на это говорил: «А, не бери в голову — это идет как представительские расходы». Серебряный понял это так, что потраченное лейтенанту возместят на службе.

Впрочем, расходы те были невелики. До Москвы они добирались глухими, окольными тропами, обходя города. Столовались и ночевали в деревеньках, где любой медяшке были рады. Хотя дело тут было не в экономии: судя по всему, лейтенант тщательно избегал контактов с собственной Конторой.

Тем не менее слова о деньгах лейтенанта не успокоили.

— Да что деньги… — протянул он. — Может, какая цепочка там… шитьё… Крест-то у тебя какой?

— Православный, освященный, — князь произнес это несколько нервно. Крест тот был снят с убитого литовского рыцаря неясного вероисповедания. Полковой поп никаких католяцких непотребств в том кресте не усмотрел и за пять копеек освятил. Но вдруг чего?