— Это не наши, — процедил сквозь зубы контрразведчик. — Это кромешники, из Ночного дозора. Что-то они расхрабрились, вылезают на промысел уже и средь бела дня, будто так и надо…
— Кто-кто?..
— Неважно…
И было это, похоже, действительно неважно, ибо над столом их уже воздвигся хмурый купчик, предъявляя значок с изображением черной летучей мыши на багровом фоне:
— Ты и ты! Резко встали и пошли с нами!
— Ага, щаз! — осклабился лейтенант, неспешно расстегнул ворот и сунул под нос кромешнику свой жетон из перечеканенного серебряного рубля; тот отшатнулся, будто в лицо ему тыкнули тлеющей головней. — Резко ушли отсюда нахрен! А этих, кстати, оставили: тут сейчас наша операция, Особой контрразведки. Доступно?
— Особисты! — угрюмо сообщил купчик нарисовавшимся уже оплечь посадскому с приказным и в сердцах сплюнул на пол. — Тут, оказывается, ихняя операция… Те, что снаружи отсвечивают, тоже, небось, ваши?
— А ты как думал? — покровительственно хмыкнул лейтенант, наступив князю на ногу под столом. Тот чуть заметно кивнул — понял, не дурак, мол.
— …Там точно — не твои, конторские? — уточнил всё же Серебряный, когда представители враждебного, как видно, ведомства очистили сцену.
— Может, они и конторские — но точно не мои. И проверять — как-то не тянет…
— Никита Романыч! — прозвучал вдруг тихий оклик слева. — Али не признал?
Всё-таки он дернулся — уж очень это вышло неожиданно. Грамотно — без внешних следов — побитые скоморохи проявили, наконец, признаки жизни, и старший из них… Ох ты ж, ё-моё! — что-то совсем поплошало у меня со зрительной памятью…
— Савелич, уж не ты ли? Неужто выжил тогда?
— Как видишь, князь. К строевой, правда, негоден боле… да и к нестроевой тож. Но как я нынче по второму уже разу жизнью тебе обязался — дай-кось должок отдам, хоть частью. Вам, чую, уходить отседа надобно — а снаружи караулят… чужие-непонятные. Так?
Князь переглянулся с лейтенантом.
— Допустим, — после некоторого раздумья откликнулся тот.
— И уходить, небось, думаешь подвалами, через здешний Подземный Город?
— Допустим, — раздумье заметно потяжелело.
— Ходов-то тут всего два, так? Налево, к Хавроньиным Амбарам, либо направо — во владения Иван Иваныча Каина. Тамошние ловушки, сколь мне известно, никто еще пройти не сумел… из живых людей, во всяком случае. Так вот, если кто не в курсе: Амбары на днях добавочной кирпичной стенкой отсекли, от мышек-норушек — с наскоку ее не расшатать.
— Та-аак…
— Но есть еще третий ход… так, незаметный отнорочек второго. Он тоже через Иван Иванычеву вотчину, но краешком, его мышки-норушки и сами по той галерее шастают иногда. Так что тамошние ловушки — проходимы. Я, к примеру, проходил…
— Да ладно!.. — недоверчиво откликнулся контрразведчик.
— Проходил, проходил. И сейчас собираюсь пройти — мне, чую, с теми, кто снаружи, сводить знакомство тоже не резон. Но там, помимо ловушек, можно еще и людишек повстречать… очень вредных людишек. Так что давайте так: ловушки — на мне, а людишки — на вас. По рукам?
— Ладно, веди давай… Вергилий, — принял решение лейтенант.
— Кто-кто? — не понял Серебряный.
— Да был такой чувак. Тоже диггер.
— Ваше имя?
— Никита сын Романов, князь Серебряный.
Перо писца на миг споткнулось, и он посмотрел на князя, как тому показалось, с испуганным недоумением. Председательствующий, впрочем, и бровью не повел.
— Вы решили дать свидетельские показания Особому трибуналу, находясь в здравом уме и твердой памяти, добровольно и без принуждения?
— Так точно.
— Это формула судопроизводства. Ее следует повторить.
— Да, я решил дать свидетельские показания Особому трибуналу находясь в здравом уме и твердой памяти, добровольно и без принуждения.
— Ваша предыдущая должность?
— Командир разведбатальона Второго корпуса армии Новгородской Руси.
— Свидетель! Следует говорить: «Шайка Ливонского вора».
— Да на здоровье: командир батальона Второго корпуса шайки Ливонского вора — так?
— Да, так, — председательствующий, кивнув, бросил мимолетный взгляд на своих сподвижников, правого и левого — дескать, ну что, давайте к делу? — и вновь обратился к князю-перебежчику:
— Мы вас слушаем. Мы вас внимательно слушаем!