- апгрейдить биологические мозги на месте (например, добавляя новые нейроны, которые полезным образом встраиваются в работу);
- или продуктивно связать компьютеры с биологическими человеческими мозгами.
- или продуктивно связать мозги людей друг с другом
- или сконструировать ИИ.
Далее, это одно дело усилить среднего человека, сохраняя его здравомыслие, до IQ 140, и другое – развить Нобелевского лауреат до чего-то за пределами человеческого. (Отложим в сторону каламбуры по поводу IQ или Нобелевских призов как меры совершенного интеллекта; простите меня за мои метафоры.) Приём пирацетама (или питьё кофеина) может сделать, а может и не сделать, по крайней мере, некоторых людей умнее; но это не сделает вас существенно умнее Эйнштейна. Это не даёт нам никаких существенных новых способностей; мы не переходим на следующие уровни проблемы; мы не пересекаем верхние границы интеллекта, доступного нам, чтобы взаимодействовать с глобальными рисками. С точки зрения управления глобальными рисками, любая технология улучшения интеллекта, которая не создаёт (позитивного и вменяемого) сознания, буквально более умного, чем человек, ставит вопрос о том, стоило ли, возможно, те же время и усилия более продуктивно потратить на то, чтобы найти чрезвычайно умных современных людей и натравить их на ту же самую проблему. Более того, чем дальше вы уходите от «естественных» границ конструкции человеческого мозга – от наследственного состояния мозга, к которому отдельные компоненты мозга адаптированы – тем больше опасность личного безумия. Если улучшенные люди существенно умнее обычных, это тоже глобальный риск. Сколько ущерба усовершенствованные в сторону зла люди может причинить? Насколько они творческие? Первый вопрос, который мне приходит в голову: «Достаточно творческие, чтобы создать свой собственный рекурсивно улучшающийся ИИ?» Радикальные техники улучшения человеческого интеллекта поднимают свои вопросы безопасности. Опять, я не говорю, что эти проблемы технически не разрешимы; только указываю на то, что эти проблемы существуют. ИИ имеет спорные вопросы, связанные с безопасностью; тоже касается и усовершенствования человеческого интеллекта. Не всё, что лязгает – это ваш враг, и не всё, что хлюпает – друг. С одной стороны, позитивный человек начинает со всей огромной моральной, этической и структурной сложности, которая описывает то, что мы называем «дружественным» решением. С другой стороны, ИИ может быть спроектирован для стабильного рекурсивного самоулучшения и нацелен на безопасность: естественный отбор не создал человеческий мозг с множеством кругов мер предосторожности, осторожного процесса принятия решений и целыми порядками величины полей безопасности.
Улучшение человеческого интеллекта это самостоятельный вопрос, а не подраздел ИИ; и в этой статье нет места, чтобы обсуждать его в деталях. Стоит отметить, что я рассматривал как улучшение человеческого интеллекта, так и ИИ в начале своей карьеры, и решил сосредоточить свои усилия на ИИ. В первую очередь, потому что я не ожидал, что полезные, превосходящие человеческий уровень техники улучшения человеческого интеллекта появятся достаточно вовремя, чтобы существенно повлиять на развитие рекурсивно самоулучшающегося ИИ. Я буду рад, если мне докажут, что я не прав в отношении этого. Но я не думаю, что это жизнеспособная стратегия – нарочно выбрать не работать над Дружественным ИИ, пока другие работают над усовершенствованием человеческого интеллекта, в надежде, что усовершенствованные люди решат проблему Дружественного ИИ лучше. Я не хочу вовлекаться в стратегию, которая потерпит катастрофическое поражение, если усовершенствование человеческого интеллекта потребует больше времени, чем создание ИИ. (Или наоборот.) Я боюсь, что работа с биологией займёт слишком много времени – здесь будет слишком много инерции, слишком много борьбы с плохими конструкторскими решениями, уже сделанными естественным отбором. Я боюсь, что регуляторные органы не одобрят экспериментов с людьми. И даже человеческие гении тратят годы на обучение своему искусству; и чем быстрее улучшенный человек должен учиться, тем труднее улучшить кого-либо до этого уровня.
Я буду приятно удивлён, если появятся улучшенные люди и построят Дружественный ИИ раньше всех. Но тот, кто хотел бы видеть этот результат, должен, вероятно, тяжело трудиться над ускорением технологий улучшения интеллекта; будет трудно убедить меня замедлиться. Если ИИ по своей природе гораздо более сложен, чем усиление интеллекта, то никакого вреда не будет; если же построение 747-ого естественным путём проще, чем растягивание птицы до его размеров, то промедление будет фатальным. Имеется только небольшая область возможностей, внутри которой намеренный отказ от работы над Дружественным ИИ может быть полезен, и большая область, где это будет неважно или опасно. Даже если усиление человеческого интеллекта возможно, здесь есть реальные, сложные вопросы безопасности; мне следовало бы серьёзно задаться вопросом, хотим ли мы, чтобы Дружественный ИИ предшествовал усилению интеллекта, или наоборот.
Я не приписываю высокой достоверности утверждению, что Дружественный ИИ проще, чем усовершенствование человека, или что он безопаснее. Есть много приходящих на ум путей улучшить человека. Может быть, существует техника, которая прощу и безопаснее, чем ИИ, достаточно мощная, чтобы оказать влияние на глобальные риски. Если так, я могу переключить направление своей работы. Но я желал указать на некоторые соображения, которые указывают против принимаемого без вопросов предположения, что улучшение человеческого интеллекта проще, безопаснее и достаточно мощно, чтобы играть заметную роль.
12. Взаимодействие ИИ и других технологий.
Ускорение желательной технологии – это локальная стратегия, тогда как замедление опасной технологии – это трудная мажоритарная стратегия. Остановка или отказ от нежелательной технологии имеет тенденцию требовать невозможную единодушную стратегию. Я предлагаю думать не в терминах развития или неразвития некоторых технологий, но в терминах прагматичных доступных возможностей ускорять или замедлять технологии; и задаваться вопросом, в границах этих возможностей, какие технологии мы бы предпочли бы видеть развитыми до или после одна другой.
В нанотехнологиях, обычно предлагаемая цель состоит в развитии защитных щитов до появления наступательных технологий. Я очень обеспокоен этим, поскольку заданный уровень наступательной технологии обычно требует гораздо меньших усилий, чем технология, которая может защитить от него. Наступление превосходило оборону в течение большей части человеческой истории. Ружья были созданы за сотни лет до пуленепробиваемых жилетов. Оспа была использована как орудие войны до изобретения вакцины от оспы. Сейчас нет защиты от ядерного взрыва; нации защищены не благодаря обороне, превосходящей наступательные силы, а благодаря балансу угроз наступления. Нанотехнологии оказались по самой своей природе сложной проблемой. Так что, должны ли мы предпочесть, чтобы нанотехнологии предшествовали развитию ИИ, или ИИ предшествовал развитию нанотехнологий? Заданный в такой форме, это несколько мошеннический вопрос. Ответ на него не имеет ничего общего с присущей нанотехнологиям проблемностью в качестве глобального риска, или с собственной сложностью ИИ. В той мере, в какой мы беспокоимся о порядке возникновения, вопрос должен звучать: «Поможет ли ИИ нам справиться с нанотехнологиями? Помогут ли нанотехнологии нам справится с ИИ?»
Мне кажется, что успешное создание ИИ существенно поможет нам во взаимодействии с нанотехнологиями. Я не вижу, как нанотехнологии сделают более простым развитие Дружественного ИИ. Если мощные нанокомпьютеры сделают проще создание ИИ, без упрощения решения самостоятельной проблемы Дружественности, то это – негативное взаимодействие технологий. Поэтому, при прочих равных, я бы очень предпочёл, чтобы Дружественный ИИ предшествовал нанотехнологиям в порядке технологических открытий. Если мы справимся с вызовом ИИ, мы сможем рассчитывать на помощь Дружественного ИИ в отношении нанотехнологий. Если мы создадим нанотехнологии и выживем, нам всё ещё будет предстоять принять вызов взаимодействия с ИИ после этого.