Тут еще следует остановиться на некотором своеобразии отношения фон Лампе к генералу Краснову. В частном письме, адресованном генералу Шатилову, фон Лампе с сожалением констатировал обиду Краснова на Главнокомандующего (т. е. Врангеля) «за нежелание прислушаться к его (Краснова – А. К.) словам». А Краснова он в свою очередь уверял, что его выводы ошибочные, Врангель относится к нему благожелательно и с уважением. Фон Лампе старался выступить посредником между двумя крупными лидерами белого движения с тем, чтобы в интересах общего дела содействовать разъяснению обоюдных недоразумений. Он считал, что «Краснов нам более чем нужен.»34 Что касается его венгерских планов, фон Лампе просил Краснова «сообщить Ваши предложения мне, чтобы я, в силу трехмесячного пребывания здесь, более знакомый с венграми, смог применить Ваш план или часть его, если и не специально к казакам, по вопросу о которых я не имею особого поручения от Главнокомандующего, а вообще к Русским офицерам, которых и Вы имели ввиду»35. Эти слова по сути дела являются вежливым предупреждением в адрес Краснова не действовать в обход и без ведома представителя Главнокомандующего. Что касается офицеров, Краснов тут же оспорил трактовку фон Лампе: «В Венгрии я думал только о казаках, а не об офицерах. Об офицерах есть кому и без меня подумать». Ситуация, по его мнению, тем более трагическая, что казаки вышли из повиновения и могут превратиться в белых рабов или наемников «в руках кондотьиери (так в тексте – А.К.) низкой марки». Краснов считал себя единственным человеком, кто может объединить и спасти казаков и за кем казаки готовы пойти36.
Во всей сложной истории вопроса о возможной переброске частей врангелевской армии в Венгрию можно выявить следующие моменты. У Алексея фон Лампе вначале были далеко идущие планы в этом отношении, хотя он четко осознавал и те препятствия, которые могли помешать их осуществлению. Смысл переброски он видел в возможном будущем сотрудничестве с Венгрией (в своем дневнике местами он даже пишет о единении двух белых армий, боровшихся и готовых и впредь бороться с большевизмом37), в налаживании основ белой солидарности. Преимущество Венгрии по сравнению с другими странами фон Лампе виделось в том, что армия здесь могла получить не только материальную, но и не менее необходимую моральную поддержку. Судя по архивным документам, он серьезно верил в возможность и желательность союза с Венгрией и усердно работал в этом направлении. Как все военные представители Врангеля на местах, он получил доклад информационного отдела Главнокомандующего, в котором при анализе положения армии говорилось, что бывшие друзья (Англия, Италия, Франция) стали открытыми врагами, появились новые враги (Польша, Румыния и т. д.), а вот новых союзников не приобретено. В этом месте текста на полях листа имеется помета фон Лампе: «А Венгрия?»38 В своем обращении от 31-го мая к венгерскому народу через министра обороны он просил протянуть руку тем русским, которые всегда боролись с большевизмом, «хорошо известным и самим венграм, оказавшимся более счастливыми в такой же борьбе и вырвавшим из рук разбойников ядро своей родины», оказать помощь тем, «кто в тяжелые дни европейской войны был благородным противником, и теперь в период тягостных революционных переживаний стал единственным товарищем венгров по несчастью». И когда они в будущем вернутся на родину, сохранят «признательность к венгерскому народу, пойдут с мечтой когда-либо мощной русской рукой отплатить за оказанную им в тяжелую минуту помощь»39. В памятной записке от 17-го апреля он к этому прибавил, что Хорти является единственным человеком, кто может идти на помощь Врангелю, так как они оба имеют общий опыт в антибольшевистской борьбе40. В своем донесении к Шатилову при характеристике политической атмосферы в стране фон Лампе перечисляет следующие благоприятные моменты: венгры, по его словам, не только понимают опасность большевизма, но и осознают, что освобождение от тягостного для них Трианонского договора, собирание расхватанной страны может состояться только при помощи России, они при этом порой даже забывают 1848 год (то есть царскую интервенцию в 1849 г. – А. К.)41.