Одинокий «Дон-Кихот»
Будапештские гастроли Шаляпина в следующем, 1928 г. совпали с авторским вечером русской знаменитости, который местные поклонники устроили в Городском театре 14 декабря, под самое Рождество. Десятого числа, как всегда – с аншлагом, состоялось очередное представление «Фауста», а через четыре дня там же, в театре, прошел авторский вечер «короля певцов». К тому времени местная пресса иначе его уже и не именовала. На этот раз первый бас планеты покорил даже сердца тех, у кого еще оставалось какое-либо предубеждение в отношении русского певца. Это был настоящий апофеоз его таланта. Вот что писала самая влиятельная в то время венгерская газета «Пешти напло»: «Если Шаляпин поет, то нет ни сцены, ни подиума, ни программы, нет концерта, а есть только сама Жизнь. Он поражает своей естественностью и абсолютным реализмом, которые мы находим у его великого соотечественника Толстого или у русского крестьянства. После его арии Лепорелло вряд ли кто еще так выразит гений Моцарта… Он гениален везде, но конгениален в тех вещах, которые ему родные – откуда сама душа Шаляпина, из жизни русской земли, что лучше всего проявилось в музыке Мусоргского. Здесь Шаляпин на равных с композитором творит шедевры… Кто слышал его «Блоху», тот понимает – о чем идет речь… Как известно, ««Блоху» и сам Шаляпин любил больше всего в своем репертуаре, считая ее своим главным шедевром и каждый раз вкладывая в ее исполнение всю свою душу. Но кто мог предположить, что эта самая ««блоха» наделает столько шума в далекой Венгрии? Казалось, что свой будапештский успех 1928 г. певцу уже трудно будет повторить или превзойти. Но все еще было впереди.
На следующий год он вновь приезжает в Будапешт, но приезжает уже не один, а с целой командой солистов парижской оперы, которые поставят в Городском театре одну из любимейших опер русского певца «Дон Кихот» – а Масснэ. В свое время она была написана автором специально для Шаляпина и оттого еще была так ему дорога. Сценарий будапештских гастролей 1929 г. практически повторил предыдущий с той лишь разницей, что творческий вечер артиста состоялся раньше премьеры оперы и на этот раз прошел не в театре, а впервые в элитном и помпезном концертном зале «Вигадо» на набережной Дуная. Именно здесь в свое время выступали Брамс, Лист и другие первые величины музыкального мира. Концерт состоялся 25 ноября. В репертуаре, как значится в программке, в основном были арии из русских опер. «Борис Годунов», «Князь Игорь», «Садко», Чайковский, Рубинштейн. Очевидно, и сам Шаляпин и устроители концерта хотели сделать своеобразный «русский вечер». Риск, конечно, был немалый, ибо будапештская публика к тому времени, мягко скажем, не была избалована произведениями русских композиторов. Тем ценнее тот прием, который получил певец, а с ним и русская музыка в этот раз.
Публика слушала пение, затаив дыхание, – писали на следующий день газеты. – Что пел Шаляпин? Разве это имеет значение? Все произведения для него то же самое, что почва для растения: оно высасывает питательные вещества и усваивает их на свой манер. Кто думает о почве, глядя на красивое дерево? Он мог бы петь, что угодно. Учиться у Шаляпина – это все равно, что учиться пению у грохочущего дождя, ибо Шаляпин настолько гениален, что напоминает явление природы…Такого уровня искусством могут наслаждаться немногие избранные.
Через четыре дня после концерта в «Вигадо» будапештский зритель, наконец, увидел «гвоздь» сезона 1929 г.: 29 ноября в Городском театре состоялась премьера «Дон Кихота» с «королем певцов» в главной роли. На роли Санчо и Дульсинеи Шаляпин пригласил солистов парижской оперы М.Чэндвика и Луизу Дюбуа. Театральный и музыкальный обозреватель «Пешти напло» Аладар Тот, судя по всему, человек тонкого вкуса и широкой культуры, видел все выступления Шаляпина в Будапеште и потому мог сравнивать свои впечатления. На следующий день после премьеры «Дон Кихота» у себя в газете он написал такой отзыв: «Кто не видел вчерашнее выступление Шаляпина, не может представить – какая чудовищная поглощающая сила живет в этом русском чудо-человеке». Это означает, что в роли Дон-Кихота Шаляпин все-таки превзошел все свои предыдущие будапештские выступления. Для полноты картины стоит процитировать Тота пошире. «Ни довольно скучная музыка Масснэ, ни средней руки либретто не помешали Шаляпину достичь поистине сервантовских глубин и над всеми этими безднами парил скорее дух Достоевского, а не Сервантеса. Когда Дон-Кихот Шаляпина попадает в светское окружение Дульсинеи, превращенной либретто в куртизанку, то на ум скорее приходит образ князя Мышкина. А когда он начинает проповедовать разбойникам идеи своей жизни, то за ним мы видим тень Степана Трофимовича. А перед тем, как умереть, не таков ли он, как Алеша Карамазов, когда целует землю? Только человек, любящий жизнь во всей ее полноте, мог показать с такой непревзойденной силой холодное дыхание смерти в последнем акте ««Дон-Кихота»…Здесь целый народ, здесь воплощение души русской олицетворяет гений Сервантеса, стоящий над временами и народами. Постановка «Дон-Кихота» в Городском театре, – заключает критик, – выполнила большую культурную миссию, она позволила близко познакомиться, не с Масснэ, боже упаси, а с гением Шаляпина».