Бонкало – довольно рано поднимая этот вопрос – настаивает на неделимости русской литературы: «пускай значительная часть писателей пребывает заграницей, мы, тем не менее, не можем говорить об отдельной российской и отдельной эмигрантской литературах. Есть лишь одна русская литература, хотя множество новых вещей выходит заграницей, и даже среди оставшихся дома находятся писатели, издающие свои работы не только в России, но и заграницей». Симпатии его – как и в статье об эмигрантской литературе – на стороне оставшихся: «Всё, что ни появилось за последнее время интересного, принадлежит перу оставшихся дома. Чтобы излить душу, поэту мало одной свободы, без запаха родной земли тоже не обойтись». Несмотря на такое безоговорочное заключение, анализ Бонкало подводит к выводу, что революция и большевики действуют на талант в целом парализующе. Сегодня мы уже знаем, что к моменту выхода книги в свет «два берега» русской литературы, как позднее назовут их эмигранты, силой административного указа, с закрытием границ оказались безнадёжно далеки друг от друга. В «Нюгате» выходит хвалебный критический отклик на «Историю русской литературы» Бонкало23. Представляет интерес начало статьи Дюлы Лазициуса: «Только сейчас, в 1926 г., издательство, наконец, расплатилось с лежавшим на нашей совести долгом перед широкой читательской публикой, чей интерес к русской литературе за годы войны вырос многократно. Этот интерес питала главным образом нерешённость русского вопроса, хотя свою роль сыграл и культурный раскол («raszkol» sic!), который русская культурная жизнь с её крупными центрами в эмиграции отчасти вынесла сюда, в Европу, и более подвижное европейское кровообращение теперь все чаще и чаще поставляет нам новый и непосредственный материал». Выходит, вопреки внушаемой газетами видимости, был налицо и такой культурный интерес, который был способен обращаться к русской советской и эмигрантской литературе раздельно, при этом распознавал таившиеся в эмиграции творческие потенции, приближал русскую культуру к европейскому читателю, делал её доступнее.
Позитивная оценка Дюлы Лазициуса заслуживает серьёзного отношения: впоследствии знаменитый языковед, Лазициус в молодости занимался исследованиями русской литературы и философии; в языковедческом своём качестве поддерживал связи с русской эмиграцией, оппонировал в Пражском лингвистическом кружке.