Воспоминания об утраченном имперском величии неминуемо ослабляли легитимность новой республики и служили фактором поддержки идеи союза с новой Великой Германией. Однако, оказавшись под началом гитлеровской империи, австрийцы претерпели неимоверные лишения и увидели, какой может быть плата за имперское самосознание и лидирующую роль в мировых событиях. Президент созданной заново Австрийской Республики Карл Реннер говорил в 1946 году от имени своего народа: «Мы никогда больше не захотим оказаться в составе никакой великой державы или империи... Мы просто хотим жить для самих себя», Не только память о недавней войне и поражении, но и существование угрожающего советского блока в каких-нибудь пятидесяти километрах от Вены всячески усиливали это чувство. Жить в уютной, нейтральной и ограниченной местными интересами маленькой Австрии значило отказаться от всякой ответственности за мировые события и погрузиться в тихую приятную жизнь, в которой главное место занимают кофе и торты с большим количеством сливок. Даже трудности, сопряженные с проведением в Вене выставки «Экспо-95», оказались непосильным международным бременем для ее населения, озабоченного ростом квартплаты и транспортными пробками.
Фактически Хорти пришел к власти в Венгрии в 1920 году, когда он был провозглашен регентом.
В 1918 году проблема заключалась не в том, что республиканская Австрия неожиданно потеряла имперский статус, а в том, что она ни в коем случае не была национальным государством. В состав новой Австрии не вошли даже все исконно немецкие земли старой империи, поскольку 3,5 миллиона немцев в богемских Судетах оказались на территории Чехословакии. Фактически, как говорилось тогда, новая Австрия была всего лишь теми частями старой империи, на которые никто не позарился. Более того, австрийские немцы и сами не очень-то хотели иметь самостоятельное государство. Традиционными объектами их лояльности были империя Габсбургов вообще, собственная провинция, чувство немецкой идентичности и гордости за принадлежность к немецкой культуре. Династическая империя была безвозвратно утрачена, хотя ностальгия по ней долгое время оставалась довольно сильной. Провинциальная лояльность склонила многих тирольцев к жизни под властью презираемых итальянцев. Сохранение при этом Тироля как единого целого казалось им предпочтительнее, чем отделение его северной части и присоединение ее к Австрии. Если бы земля Форарльберг3 имела свободу выбора, она, возможно, проголосовала бы за присоединение к Швейцарии. Между тем основная часть австрийского электората поддержала бы союз с немцами. Но поскольку такой вариант увеличил бы мощь и территорию Германии, союзники воспротивились ему. Новая Австрия, таким образом, не имела той легитимности, которая является результатом демократического самоопределения.
В этих обстоятельствах совершенно неудивительно, что многие австрийцы приветствовали аншлюс4 1938 года. Правление Берлина в течение следующих семи лет укрепило чувство австрийской идентичности среди некоторых слоев населения, но если бы Вторая мировая война закончилась чем-то другим, а не безоговорочной капитуляцией, Австрия скорее всего разделила бы судьбу Баварии в качестве не похожей на другие, но тем не менее вполне немецкой провинции. Однако в 1945 году австрийцам было необходимо всячески подчеркивать свою совершенно отдельную австрийскую идентичность, не только чтобы избежать раздела или попадания в сферу советского влияния, но и для того, чтобы избавиться от всякой ответственности за преступления фашистского режима, что было особенно актуально, учитывая «австрийское» происхождение и детство фюрера. Десятилетия, проведенные в мире и процветании, с течением времени помогли легитимизировать вторую республику. Членство в Евросоюзе с 1994 года позволило в принципе сохранить самостоятельную австрийскую идентичность, объединиться с немцами, не попадая при этом под их власть, и в то же время расширить европейские горизонты