В 1588 году английский флот под руководством адмирала Дрейка уничтожил соединенные военно-морские силы Испании, названные Непобедимой армадой. Эта победа ознаменовала установление британского господства на морях.
Британская дипломатическая, военная и политическая элита, без сомнения, понимала и ощущала снижение этого статуса и сужение в этой связи политических горизонтов страны. В этом смысле у британских элит было больше сходства с австрийскими, в отличие от турецких, для которых утрата империи была практически освобождением. Но некоторое уныние и частичная потеря уверенности у отдельных групп правящей элиты были в неменьшей мере связаны с относительным экономическим упадком Британии по сравнению с остальной Европой. Если в 1960-х годах потеря империи еще имела для британцев хоть какое-то значение, то в 1970-1980-х годах экономическое отставание стало гораздо более актуальным вопросом. Но в любом случае изменение международного статуса Британии не было таким болезненным, как у Австрии, В 1945 году Британия в качестве победителя оставалась хотя и младшим, но членом «большой тройки». В течение первого послевоенного десятилетия она была богаче, чем опустошенная континентальная Европа, и сохраняла мировое значение и влияние на международную обстановку по крайней мере на протяжении двадцати лет после 1945 года. Она была главным союзником Соединенных Штатов в холодной войне, что отчасти давало возможность забыть о потере империи, поскольку это союзничество поддерживало британское ощущение значимости своей всемирной миссии и подкрепляло чувство военного братства с американцами, которое переросло рамки простого военного альянса или «брака по расчету». Британцы были посредниками при заключении Женевского мирного договора по Индокитаю в 1954 году, а также подавили коммунистическое восстание в Малайе, Конечно, Суэц оказался шоком, но в действительности окончательный разрыв с прошлым был обозначен скорее экономическим кризисом и" радикальными сдвигами в морали и культуре, произошедшими в 1960-х годах.
Потеря империи имела большее значение для Соединенного Королевства и британской идентичности, чем для Англии и англичан. Английская империя уже существовала в течение ста лет до заключения англо-шотландского союза в 1707 году. Заключая этот союз, шотландцы в основном руководствовались стремлением получить доступ к английской колониальной торговле. В результате шотландская индустрия западного побережья, шотландская аристократия и профессиональный средний класс получили огромные выгоды, а британское государство в целом, и в частности такие его специфические институты, как монархия и вооруженные силы, приобрело дополнительный лоск и мировой престиж. Не менее важным, однако, выглядело и то обстоятельство, что Британия того времени была богатейшим и сильнейшим государством мира, что она - практически единственная в 1850 году - имела либеральное конституционное устройство, и ею повсеместно восхищались, и ей завидовали. Уменьшившийся после 1965 года энтузиазм шотландцев по отношению к союзу обуславливался этими факторами в такой же степени, как и потеря империи.
Вся Западная Европа в настоящее время имеет либерально-демократические правительства, а Евросоюз предлагает перспективу присоединения самостоятельного шотландского государства и шотландской идентичности к более крупной союзной единице, которая обеспечит открытые рынки, безопасность и альтернативу изоляции. Найденная в Северном море «шотландская нефть» на какое-то время породила уверенность в том, что Шотландия без труда сможет быть экономически независимой. Общее снижение религиозности ослабило противоречия между протестантским британским союзом и преимущественно папистской Европой. Да и в любом случае Шотландия в этом смысле не представляется уникальной. В большей части современной Западной Европы народы, долгое время входившие в состав предположительно «национальных государств», заговорили о своей самостоятельной идентичности и порой даже стали заявлять о своих правах на создание отдельного государства: к этой группе принадлежат фламандцы, каталонцы, баски и бретонцы. Поскольку Шотландия была древним королевством и при союзе с Англией всегда сохраняла свои государственные институты и свою культурную идентичность, неудивительно, что шотландцы не стоят в стороне от этой общеевропейской тенденции. Переход власти к выборному шотландскому парламенту может в зависимости от обстоятельств уменьшить или увеличить стремление шотландцев к независимости. Так или иначе, но большого мирового значения это не имеет. Соединенное Королевство было стратегическим альянсом, направленным на создание великой державы. Что бы ни делали шотландцы, великой державы больше нет. Основной raison d'etre Соединенного Королевства, таким образом, утрачен. Демократические институты и обычаи настолько глубоко укоренились в Британии, что отделение Шотландии не будет сопровождаться насилием. Психологически англичане уже давно готовы принять конец союза. Определенное англошотландское взаимное недовольство сейчас больше, чем можно было бы ожидать. Да и независимости обретенная внутри Евросоюза, совсем не похожа на славную победу при Баннок-берне13, хотя красноречивые политики иногда и склонны утверждать противоположное. Гораздо интереснее, как воздействие конца союза скажется в Ольстере, где протестантские поселения всегда были скорее шотландскими, чем английскими.