Нельзя недооценивать и значение демографических факторов. Если численность русского населения будет и дальше сокращаться, последствия для способности России удерживать свои владения на Дальнем Востоке, а также, возможно, для ее политики по отношению к русской диаспоре могут оказаться весьма серьезными. В отдаленном будущем перспектива уменьшения количества людей с европейским происхождением до десяти и менее процентов населения земного шара может иметь важные последствия для международного баланса сил не только между отдельными государствами, но и между культурами и цивилизациями. И здесь первостепенное значение приобретает вопрос, завоюют или нет американские ценности азиатский средний класс. Многообразие культур и национальностей, а также относительно мягкая иммиграционная политика сами по себе в каком-то смысле являются элементами американского могущества и составляют немалую часть идеологической привлекательности Соединенных Штатов. Как это обычно происходит в империях, внешнее могущество и внутренняя политика оказываются тесно взаимосвязанными. Каким образом Соединенные Штаты будут справляться со множеством своих домашних мультиэтнических и мультикультурных проблем и какое воздействие это окажет на их способность и желание распространять свое влияние по всему миру?
В этой книге я избегал давать чересчур строгое и «научное» определение империи. Подобно Морису Дюверже я подозреваю, что это определение окажется невостребованным, Я пробежался по империям и эпохам, разбрасывая по пути обобщения, что, безусловно, может привести в ярость некоторых моих коллег. Тем не менее я считаю себя слишком серьезным историком, чтобы свести всю историю империи к набору формул (научно «строгих» и «объективных», а также политически корректных), даже если бы я считал такое задание выполнимым. Империя – это сложная и изысканная область науки, населенная леопардами и другими дикими созданиями. Свести все это к определениям и формулам – значит превратить леопарда в домашнюю киску дефективную, уродливую, трехногую и бесхвостую.
В своих изысканиях я обращался ко многим империям, а также к нескольким современным государствам, которые, не будучи империями в полном смысле, тем не менее сталкиваются с отдельными сугубо имперскими проблемами и обладают некоторыми характеристиками империи. Мне кажется, что такой подход помогает взглянуть на империю со стороны, выделить ее важнейшие аспекты, а также избавиться от отдельных элементов телеологии, которая вкрадывается в изучение империи, если подходить к ней только с западными предпосылками и на базе одной только европейской истории. Но в основном я ограничил предмет своих изысканий периодом с начала шестнадцатого века, когда Россия впервые стала империей, и современными ей империями-соперницами. Мне кажется, что империи, существующие на одном временном отрезке и действующие в рамках одной и той же международной системы государств, сталкиваются со многими схожими проблемами и представляют наилучший материал для сравнительной истории. Сравнивая судьбы имперских народов после падения империй, я старался ограничиться двадцатым веком и теми империями, которые были рассмотрены выше.
Тот факт, что эта книга написана историком-русистом, неизбежно оказал влияние на затрагиваемые вопросы и на подход к их изложению. Кривое российское зеркало, в котором отразился предмет изучения и привязанности всей моей жизни, легко может быть воспринято историками империи как посягательство на их суверенную территорию. Историку Британской империи, например, легко может показаться, что относительная слабость России в финансовом и коммерческом отношении стала причиной недостаточного освещения этих факторов имперского могущества в моей главе, касающейся Британской империи. Историки Османской империи могут найти еще более веский повод для недовольства. Поколения этих историков страдали от снисходительного и высокомерного отношения западных коллег к постоянным неудачам и упадку Османской империи и от сознания ее извечной отсталости по сравнению с западными державами. В конце концов им удалось доказать, что упадок не продолжался непрерывно с 1600 по 1918 год и что народы империи не всегда были статистами в спектакле, которым руководили из-за границы* И вот появляется припозднившийся русист, и снова звучит старая песня об упадке.