Разумеется, в целом сравнительная история никогда не сможет заменить работу специалистов. Она может только осветить те или иные события под неожиданным утлом и задать непредвиденные вопросы. Никто в здравом уме не подумает, что автор этой книги планировал исчерпать тематику и проблематику Британской или Османской империй. Однако мне кажется, что сравнение Османской империи с Российской может оказаться важным – во всяком случае для историка России. Возможно, это выглядит как оправдание в выдаче индульгенции самому себе: историк царской России настолько привыкает к анализу западными историками отсталости, греховности и провалов России, что сравнения, сделанные в ее пользу, приносят некоторое облегчение. Как обычно, бедный грабит нищего. Естественно, для периода между 1700 и 1914 годами сравнение по основному имперскому показателю, то есть могуществу, окажется в пользу России. Я думаю, что это было напрямую связано с наличием исключительно способных государственных и военных деятелей, которыми располагала Россия между 1689 и 1796 годами. Но в большей степени тут замешаны другие факторы, так сказать, объективного характера. И среди них первое место, безусловно, занимает наш старый добрый друг – геополитика: Россия практически не имела естественных географических препятствий для своего дальнейшего наступления на юг, тогда как османы к 1700 году уже достигли географических и демографических пределов своей экспансии. В придачу именно потому, что османское государство было до 1600 года намного более успешным и могущественным, чем Россия, оно имело меньше поводов и предлогов к радикальным переменам и безоглядному заимствованию западных моделей и ценностей. В дни расцвета Османской империи ее администрация была гораздо более эффективна и справедлива к подданным, чем альянс монарха и аристократов-крепостников, который лежал в основе империй Габсбургов и Романовых. Но в условиях того времени трудно было на протяжении поколений поддерживать и сохранять бюрократическую машину такой сложности.
Впрочем, бедному русисту не приходится долго праздновать успехи имперской России, поскольку последствия этих успехов очень быстро обернулись неприятностями. Триумф петровской и екатерининской России, порожденный ужесточением крепостного права и европеизацией элиты, привел в конце концов к потере российским обществом своего единства? что имело в 1917 году ужасные последствия. Автократическое и деспотическое государство, обладавшее исключительной способностью мобилизовать ресурсы нищего общества в сложных географических условиях, являлось необходимой предпосылкой превращения России в великую державу. Но это могущество было куплено слишком дорогой ценой. Здесь будет уместно провести сравнение с габсбургской империей: если в вопросах военного могущества и мобилизации ресурсов своего общества царская Россия оказалась более эффективной и успешной, чем Австро-Венгрия, то Габсбурги (по крайней мере в последние пятьдесят лет своего пребывания у власти) проявили себя значительно более цивилизованными и современными правителями в решении внутренних проблем управления многонациональным обществом. И тут мы вплотную подходим к важнейшей дилемме империи в современную эпоху: необходимость проводить эффективную внешнюю силовую политику и столь же насущная необходимость цивилизованного руководства многонациональным обществом тянут империю в разные стороны. Габсбургская империя была достойной предшественницей Евросоюза, но ей приходилось существовать во враждебном международном окружении, где слабого неизбежно ставили на колени, а те, кто сделал это, восхвалялись за свою дарвинистскую энергию и мужественность.
Российская империя была гибридом. В ней сочетались черты европейских морских империй и особенности автократической материковой империи, уходящие корнями в античность. Россия продолжала традиции европейской экспансии вовне, оставаясь периферийным и отсталым в экономическом и политическом отношении государством, больше похожим на некоторые британские небелые колонии, чем на саму Британию. Даже в 1900 году Россия отставала от Китая по уровню механизации сельского хозяйства и его продуктивности. Царская империя, по сути дела, состояла из многих империй. Ее различные районы отличались как небо и земля. Некоторые ее регионы вполне сравнимы с европейскими заморскими колониями, применительно к другим такое сравнение выглядит совершенно диким. Иногда взгляд на отдельные российские реалии вызывает весьма неожиданные и интересные параллели: например, в свете российских межнациональных проблем можно по-новому взглянуть на взаимоотношения Лондона, Ольстера и ирландских католиков, С другой стороны, многие элементы царской империи являются suigeneris. Трудно, например, найти в других империях достойный аналог Уралу – колонизированной территории, остававшейся центром российской тяжелой промышленности как в восемнадцатом, так и в двадцатом веке, И даже если судьбы Украины и Шотландии имеют некоторое сходство, первая, принимая во внимание ее стратегическое положение, численность ее населения, потенциал сельского хозяйства и тяжелой промышленности, значила для Российской и советской империй гораздо больше, чем Шотландия для великой викторианской всемирной империи, управляемой из Лондона.