– А как же она сделалась монахиней?!
– Наверно, она не была пострижена. Ее называли монахиней, чтобы скрыть царское имя.
– Вещей после царицы никаких не осталось?
– Ее взяли в новое заключение и все увезли, всякие следы словно метлой замели. Должно быть, царица приняла большое горе у нас, потому не возлюбила, ненавидела нашу обитель. Когда она снова появилась при дворе, то хоть бы раз вспомнила о своей роковой келье, ничего не прислала в обитель на память.
– Куда же исчез таинственный забор?
– Он обветшал при игуменье Сусанне. Она хотела его уничтожить, просила всех властей. Никто не смел дать разрешение на уничтожение, так как забор был построен по указу Петра.
– Но все-таки его нет.
– Значит, частным образом растащили».
После Новой Ладоги водный путь проходил по Ново- и Старо-Сясьским каналам, затем по Старо-Свирскому каналу, который впадал в реку Свирь. Проплыв по ней, С. М. Прокудин-Горский сделал несколько десятков снимков. Свои впечатления о путешествии по Свири описал Н. И. Березин:
«Целый день мы плыли по Свири, любуясь ее берегами. Свирь вдвое уже Невы, но гораздо красивее. Берега ее высоки, а за ними виднеются холмы и горы, одетые мхами. Течение ее быстрое, особенно на порогах, которых много. Самые большие пороги залегают между Подпорожьем и Мятусовым и носят название „Сиговец“ и „Медведцы“, они невольно обращают на себя внимание по быстроте течения и заметному даже на глаз падению реки в этих местах. Особенно любопытен порог Сиговец; оба берега сближаются здесь до того, что буквально рукой подать. Вода бежит стрелой, бурлит, пенится, и возле самого парохода видны камни, „луда“, как их здесь зовут. Капитан уже не надеется на себя и сдал команду лоцману с бляхой на груди, который стоит на мостике и подает знаки штурману. „Кивач“ работает колесами изо всех сил, но ползет вперед как черепаха. Взглянешь на воду – вода бежит с головокружительной быстротой, посмотришь на берег – мы почти стоим. На берегу видна сторожка и сигнальная мачта, на которой ночью вывешиваются сигнальные фонари, а дальше влево длинный, но узкий и низкий вал из камней отрезает от Свири тихую заводь и стесняет течение ее – очевидно, это какое-то инженерное сооружение для облегчения судоходства на пороге.
За порогами Свирь снова расширяется. По берегам там и сям видны деревни с высокими, почерневшими и покосившимися избами, а у самой воды то и дело виднеются сложенные поленницы дров, которые тянутся иногда чуть не на сотню саженей. Это те дрова, которые доставляются летом в Петербург на громадных баржах, выгружающихся на Неве и на всех петербургских каналах. Между сложенными саженями копошатся жалкие закутанные во всякую рвань фигуры – это складчики и грузчики.
На каждом шагу „Кивач“ обгоняет или встречает караваны барж, которые буксируют такие же колесные буксиры, какие ходят по Волге. Иногда попадается махонький винтовой пароходик без палубы; он выпускает из своей трубы целые клубы дыма, усердно буравит воду винтом и с трудом тянет против течения вереницу барж, точно муравей, ухвативший соломину не по силам. Команда, вымазанная сажей, чайничает под закоптелым балдахинчиком, раскинутым над рулевым колесом, равнодушно поглядывая на „Кивач“. Все эти барки тянутся с Волги; пройдя Свирь, они вступят в Ладожский обходной канал, начинающийся в топкой местности устьев Свири, где в нее впадает речка Свирица. Из канала они вынырнут у Шлиссельбурга, чтобы, пройдя короткую Неву, выгрузиться на Калашниковой пристани в Петербурге На Свири пароходы останавливаются у пристаней Важны, Подпорожье, Мятусово, Остречины и Гак-Ручей. Это большие и богатые села с хорошими двухэтажными домами, населенные преимущественно лоцманами и отчасти рыбаками. Лоцмана работают порядочно, и так как каждое судно обязательно должно брать лоцмана по отдельным участкам, а большие пароходы даже двоих, то лоцманов требуется много.
Публики на пароходе довольно много, но из них мало с кем тянет познакомиться. Во втором классе „спинжаки“ с ястребиным выражением лица, какое налагает на человека вечное искание наживы, в третьем – возвращающиеся домой из Питера мужики и тоже „спинжаки“, только приказчичьи, при лакированных сапогах и неизменной фуражке. Пассажиры первого класса, чиновники и офицеры, даже и не показывались: они сидели где-то там внизу и все время играли в карты».