Контраст между Британской, коммерческой, и Российской, военно-династической, империями совпадает с еще одним различием: различием морской и сухопутной империй. Поскольку с XVI века и до создания железных дорог (а часто и позднее) самым дешевым и быстрым торговым путем на дальние расстояния был путь по воде, одна из причин этого совпадения ясна. По мнению многих ученых, контраст между морской и сухопутной империями подразумевает различие между широко рассеянной коллекцией колоний в первом случае и политической системой, которая в зародыше несет в себе, как минимум, единое государство, а возможно и государство-нацию. В совокупности эти контрасты часто объединяются в различие между либеральной, рассеянной морской державой и самодержавной, централизованной сухопутной империей.
К некоторым из этих вопросов я вернусь в настоящей статье. На данный момент сделаю только три комментария. С одной стороны, безусловно верно, что империя, основывающая свое богатство и доходы на торговле, финансах и промышленности, должна быть менее репрессивна, чем та, сила которой зависит от сбора налогов и рекрутов с ориентированного на выживание крестьянства. К тому же, торговля на дальние расстояния влияла на распространение идей и раскрепощение умов. С другой стороны, наивно было бы автоматически приравнивать морскую империю к либеральной. Несмотря на зависимость от морских сообщений, ни испанцы, ни японцы не могут быть причислены к категории либералов. История этих двух империй также не подтверждает идею, будто морская империя обязательно должна быть децентрализованной, тогда как сухопутная автоматически порождает централизацию. В XVI веке, к примеру, Кастилия правила заокеанской империей более централизованно, чем могла править Испанией в метрополии. Габсбургская империя в XIX веке была в каком-то смысле прообразом современной полиэтничной федерации. География действительно сильно влияет на империи, но политика влияет еще больше12.
В настоящий момент меня больше волнуют стратегические различия между сухопутной и морской империями. До развития железных дорог быстрее и легче было проецировать власть на большие расстояния через море, нежели через сушу. Это делало для Англии покорение Индии более простым делом, чем для России – столкновение с Маньчжурской армией в Северо-Восточной Азии. Напротив, морские внутренние коммуникации империи более подвержены запрету, чем в случае укрепленной сухопутной империи. Это перестает быть справедливым, только если морская империя обладает полной гегемонией на море и неуязвима для guerre-decorse. А это – редкая ситуация, которая зависит, отчасти, от поворотов в морской технологии, например от создания подводной лодки.
Для морской империи последствия прерывания морских путей сообщения могут быть скорыми и опустошающими. К 1780 году Испания очень сильно зависела от доходов, получаемых в американских колониях. Без них она не смогла бы содержать свою армию и должна была бы посягнуть на размещенные внутри Испании капиталы, чтобы хотя бы частично компенсировать эту потерю. Способность Британии в 1790 г. отрезать морские пути к Америке, и последующая зависимость Испании от Британии в 1808–1814 годах, внесли огромный вклад в потерю испанцами американской империи. В результате Испания перестала быть великой державой и на протяжении жизни целого поколения страдала от крайней внутренней нестабильности, приведшей к банкротству государства и вынудившей принять отчаянные меры, с помощью которых государство пыталось избежать фискального кризиса13.
В течение века после 1815 года Британию не волновала реальная угроза катастрофы в стиле Испанской империи. Однако в XX веке ей дважды приходилось опасаться, что германские подводные лодки перережут ее морские пути сообщения и торговли. Во Вторую мировую войну эта угроза была сильней, потому что к тому времени Британская империя столкнулась с последствиями усиления неевропейских держав, поколебавшими ее положение на мировой арене. Растущая зависимость от Соединенных Штатов, а также разрыв англо-японского союза и развал британской системы имперской безопасности на Дальнем Востоке, существовавшей до 1914 года, обошлись дорого14.
Последствия этой политики стали очевидны в 1941 году. Столкновение с растущей силой Японии было для России и для Британии похожим ударом, хотя одна была сухопутной, а другая – морской империей. Обе они были, прежде всего, европейскими политическими системами, население, политические капиталы и экономические центры которых находились в Европе. Однако, обе они имели ценные территории и интересы в Восточной Азии, расположенные гораздо ближе к японскому, а не к своим собственным центрам силы. При одновременном нападении Японии на Восточную Азию и Европу существование обеих империй подверглось бы риску. Лидеры России, как до 1914 года, так и в 1930-е годы, признавали этот факт. То же можно сказать и о британских лидерах в 1930-е годы. В то время было еще совершенно неясно, решит ли Япония атаковать с севера Россию или с юга Британию15.