-Садись, сынок, поговорим.
Я поправил чудищу очки, и с силой надавив ему на плечи, усадил рядом с костром. Зомби не обратил на меня внимания и продолжал, слабо сипя, глядеть в костер. Спорящие пару раз оглянулись на нового гостя, и их вновь поглотила дискуссия, еще не переросшая в мордобитие.
Мордобитие - это логичный и правильный финал любого исторического спора. Не можешь вспороть защиту оппонента аргументами, вмажь про меж бровей кулаком! По-крайней такой вариант лучше заявления: "В принципе, мы говорили об этом одном и том же". Если вам кто-то так сказал, значит, проиграл в словесной баталии.
-Вы меня слышите, ау....? Ау?
Если Шуруп продолжит путь в нашей группе, то мне не с кем будет поговорить. Надо же, его сразу перестали интересовать трупаки, как только он нашел того, с кем можно было поспорить. Интернет дает о себе знать и теперь. Труп пребывал в своей мертвячьей нирване. Мажоры и полумажоры - это очень вкусная находка. У них всегда много дорогих безделушек.
Я, надев резиновую перчатку, обшарил труп. Из существенного нашел севший телефон с сенсорным дисплеем, залитым чем-то твердым и липким. Кто-то на него долго пускал слюни. Плюс пара тысяч кровных рублей, если сдам технику в городе. Нынче на нее спрос не самый большой, но из-за массового сокращения экспорта говна из Поднебесной, у народа медленно, но верно развивается комплекс нехватки привычной и дешевой порции дерьма в повседневной жизни.
Не всем ведь нравится телевизор "Рубин".
-Извини, не знаю, как тебя зовут, - начал я, - но мне видимо приятней разговаривать с мертвецом, чем найти язык с живыми. Так я никогда и не расскажу свое видение ситуации. Совсем как на выборах две тысячи восьмого года, ха-ха. Когда возможность реально проголосовать одна: написать на бланке то, что пишут мелом из трех букв на заборе.
Зомбяк медленно поднялся и закачался из стороны в сторону. Танцует. Они часто танцуют этот вертлявый джагертон, дрыгающийся танец американской молодежи шестидесятых. В свете костра показалась еще одна фигура, на сей раз женская. Я в задумчивости еще не снял с себя резиновые перчатки. А дама была мила собой, если не считать, что у нее был содран скальп, откуда торчали остатки окровавленных волос. Я, смотря на то, как раскачиваются эти два отрешенных, уединенных в каком-то своем закрытом мире мертвяка, куда мне никогда не попасть, невесело хмыкнул.
А ведь они блаженны. Не ведают что творят. Дети с возможностями взрослого человека. Даже боли не чувствуют. Вполне возможно, что они счастливей всех на свете.
-Позвольте пригласить вас на танец, мисс.
Я галантно подал руку в перчатке и, не дожидаясь ответной реакции, легонько приобнял мою партнершу за талию. Да, воняет, да бессмысленные глаза, как у наркомана, смотрят мне в лобешник. Но, волшебство вальса. Я, стелясь по траве, веду партнершу, загребающую по земле ногами и вихляющую головой как висельница. Висельник и наркоман - замечательные метафоры для партнерши по танцу. Я не сомневался, что она танцевала, ее посеревшая и порвавшаяся юбка была нужной длины. Скорей всего ее кто-то изнасиловал, так как на ниже пояса можно было увидеть запекшуюся кровь. В моих ушах била мелодия вальса, стоны мертвецов, вереницей пересекающих дорогу и строки, строки любимой и позабытой давно песни:
"Легкий бархатный стук.
Ваша поступь легка:
Шаг с мыска на каблук".
Кружится, не думать ни о чем! Мое сердце оказалось разбито на локальные диски. Или оно напоминало хлебные корочки, которые не склевали воробьи. Меня несло по сухо аплодирующей траве, и я всеми силами старался хоть на минуту стать счастливым. Верить, когда видишь, как мертвяк с упоением жует собственные кишки. Любить, понимая, что тебя никто не ждет. И в этом сила.
Я знаю, что на меня смотрят во все глаза, что этот нацист, что мой подшефный интеллигент. Сделав неполный круг я пританцевал к пятну костра, а затем наподдал такой пинок своей вонючей партнерше, успевшей меня изрядно выпачкать, что она долго, по инерции бежала через поле, пока не запнулась и не упала.
Ее откляченный зад так и просил повторить процедуру, но второй пинок я потратил на дрыгающегося у костра мертвяка, засветив ему смачный пендель в туже точку. Зомби, как мне показалось, обиженно завыл и, пошатываясь, побрел прочь.