Я давно заметил, что овощи очень любят посещать христианские мессы. Обыкновенная православная церковь, не считая отколовшихся от нее ортодоксов, считала мертвецов грешниками, которым Господь ниспослал испытание, аки Иову. И она взвалила на себя обязанность облегчить их мучения и страдания. Все мировые конфессии считали примерно также, стараясь на людском горе о том, что их близкие превратились в упырей, снискать себе новую паству.
Мы мирно сидели на скамейке около оперного театра с его серебрящимся куполом, где гордо, не смотря на напасть, реял флаг области. Впрочем, как и всегда, ничего не предвещало беды. Неожиданно Фен дернулся, сделал попытка залезть куда-то за меня и что-то рассерженно прошептал. Я спросил:
-Ты чего?
Он ткнул пальцем в сторону, откуда к нам приближалась толпа мертвецов. По-крайней мере мне так показалось вначале. Рваная, запачканная грязью одежда, белые лица с кровоподтеками, судорожные движения. Горожане ускоряли шаг и ступали на аллеи или перепрыгивали чугунные ограды.
Только когда толпа мертвецов приблизилась к нашей скамейке, и вокруг не осталось никого, я понял, что это были не мертвецы, а самые обыкновенные мудаки. Причем мудаки кондовые.
Кровавые разводы оказались обычной акварелью и гуашью. Лица, выбеленные как будто мукой с подведенным черным глазами. Рваные движения не следствия смерти, а лишь часть бутафорского маскарада и сильного влияния алкоголя. Стало ясно, что перед нами представители одной из молодежных субкультур, копирующих поведения мертвецов. В большинстве своем они не встречались ни с одним буйным, а вся бутафория прекрасно сочеталась с претенциозной молодостью, главное было нагнать страха на обывателя. Мертвячники выряжались в мертвецов и шатались большими группами по городу, пугая честный народ. Бывали случаи, когда по ним открывали огонь из травматических пистолетом или молодые люди, имитируя буйных и с диким воем набегая на какую-нибудь старушку, доводили ее до инфаркта.
И музыка у них была весьма специфического кала, какая-то смесь звона качельных цепей, раздирания спелого арбуза, чваканья грязи, подвывания человеческих голосов, звуков падающих в унитаз фекалий, выдавливаемого из пластиковой упаковки кетчупа. Слова песен соответствовали описанию музыки.
Компания остановилась возле нас, отдыхающих на скамейке. Выглядели мы непрезентабельно, смертельно устало, исхудавши и вялыми, и молодежь вполне могла принять нас за бомжей, если поиздеваться над которыми, никто и никогда не призовет к ответу.
Да и как не поиздеваться над человеком, если рядом с тобой под двадцать товарищей?
Один из подростков, широкий и приземистый как комод, подволакивающий ногу в рваных и окрашенных красным джинсах, серьезно произнес:
-Живые не боятьс-ся нас?
Вся компания завыла, в том числе и мертвые дамочки, волосы у которых были зафиксированы лаком в грозные катухи. Выключилась подвывающая музыка на мобильном телефоне.
Комод продолжил:
-Это с-скамейка для мертвых...
Фен, почему-то расслабившись, проявил храбрость:
-А где это на ней написано?
-А вон там, с-сзади, - он тянул согласные по последней моде, утверждавшей, что мертвые разговаривают так и только так. Наверное, для него было бы новостью, что убитые вообще никак не говорят.
Я обернулся и с удивлением увидел, что на спинке и в правду написано: "Скамейка исключительно для мертвых граждан Новозомбиловска".
Сказать, что во мне кипел гнев, было бы неправильно. Во мне кипела жажда убийства. Это как упрекать солдат, что они плохо сражаются, ни разу не побывав под огнем! Как судить о Бахе, слушаю только Диму Билана. Проклятая советомания, когда каждый мнит себя вселенским гуру, который лучше других знает, что и как делать. Я был уверен, что как только оторву нос ближайшему псевдомертвецу, он заголосит и позовет на помощь мамочку.
Мысль в моей голове хотела получить развитие в человеконенавистническом ключе, но я, представив, что если бы какой-нибудь буйный, когда я был готов его расплескать арматурой по сторонам, вдруг заорал бы "Мама! Мамочка!" и принялся бы слезно молить меня о снисхождении, я громко захохотал, хлопая себя по ляжкам.
-Ему с-смешно, - покачал головой та же часть мебельного гарнитура, - я думаю, он не понимает, что мир теперь принадлежит мертвецам.
Вообще существовало много народившихся субкультур, так или иначе связанных с мертвой напастью. Кто-то видел в мертвых непостижимую эстетику, а вершиной желания таких людей было стать мертвецом. Для них существо, писающее в штаны и с опарышами в анусе, было вершиной готической культуры. Другие упивались агрессией буйных и бессознательно копировали их поведение. Появилось много альтернативных групп, поющих о мертвецах и снискавших в столицу большую известность. А позеры, которые стояли перед нами, не знали, что отхватить от той пикантной для молодежи темы, поэтому превратили себя в ходячую, смешную биллеберду.