-Пехтура, – пренебрежительно, как в гоголевской Коляске, бормочет Феликс.
Все-таки он до черта боится шатающихся мертвецов. Ветер, лижущий сейчас лазурь, сыграл злую шутку: сносил запахи мертвечины, так бы и не заметили.
Мы без опаски продолжили путь, одолев до раскрывшего лепестки заката, километров тридцать. На обочине часто встречались лежащие навзничь, словно защекоченные насмерть, зомби. Один раз спугнули худощавого мальчишку, обирающего трупы. Когда недалеко от шоссе прорастали села, с небольшим гарнизоном военных, появлялись и закопченные столбы с сожженными мертвецами. Религиозные фанатики наводнили область, как и во всякий кризис.
Из России с любовью, блин. Правозащитники всего просвещенного мира давно вопят, что у нас нарушаются права живых мертвецов. Мол, эти русские варвары настолько лишены прекрасного чувства гуманизма, толерантности и общечеловеческих ценностей, что не могут проникнуться идеей о том, что зомби – это те же “человеки”, которые разве что едят и калечат людей в независимости от пола и возраста. В этой медвежьей стране, зомби не считают за людей! Если бы не внутриполитические проблемы и исправно поступающая нефть, к нам бы давно прилетел почтальон демократии – какой-нибудь F-17.
Эх, знали бы они, что у нас и обычных людей за “человеков” то не считают, что уж говорить про зомби. Как читал в интернете, перед тем как уйти на отхожий промысел из города, у богатых светских тусовщиков теперь новая мода: усыновление овощей. Они ухаживают за ними, вытирают сопельки, а толпа прикомандированных слуг выносит за зомбями утки. О благочестии звезд снимаются целые репортажи. А в это время сотни тысяч детей, чахнущих в детдомах без родителей и с урезанными пайками, превращаются в зверьков-изгоев.
Конец? Да, наверное, так было всегда: жопа интересней сердца.
Небо выпило рюмку горячего коньяка: порозовело, окрасило щечки облаков застенчивой румяной.
Феликс, когда мы шагали по дороге, прочерченной алым золотом к небу, озадачено спросил:
-Нас учили на курсах, что зомби привлекают яркие, необычайные вещи, ведь так?
Я машинально ответил “да”, в голове планируя место ночного привала.
-Интересно, а их завораживает вид кровавого заката?
Учитель смущено посмотрел на меня, полагая, что сказал раздражающую меня, рационалиста, глупость.
-Ведь им нравится кровь....? А закат красный... красиво. Вот и подумал.
Меня без шуток озадачило его наблюдение. Я не раз приманивал мертвецов подрывом динамитных шашек, авиационной сиреной, огромным плакатом с Димой Биланом, но вот никогда не ловил их на пламенный крючок захода. Мертвецы больше любят горящие церкви и пляшут вокруг них, как дети у елки. Мне кажется, они любуются техногенным, катастрофичным и рукотворным, вырезанным не Творцом, а его подмастерьем-неумехой, человеком.
Никогда не видел, чтобы зомби ценили закат. Это не рационально, а значит, прерогатива чувств. А вы можете себе представить живого мертвеца, рыдающего при просмотре телевизора?
Вот и я нет. Так что зомби в чем-то лучше людей.
-Единственная кровь на свете, которая мне нравится, – между тем продолжал зомбивед, – это кровь заката.
-Ты просто не видел, как горит в ночи что-нибудь подожженное под вой авиационной сирены. На такую романтику сбегаются десятки мертвецов.
Он пожал плечами:
-Я не вижу в этом ничего красивого и зрелищного. С тем же успехом можно любоваться актом дефекации Барака Обамы: шокирующее видео, но, увы не несущее просветления.
Это показалось таким же очевидным, как и два плюс два. Крыть было нечем, кроме применения силы и приказа. Бить человека, который оказался умнее тебя, было не очень приятно, но вот построить из себя знающего командира очень занятно:
-Сворачивай, заночуем в той рощице, – я указал на березовые кущи, довольно консервативно, в отличие от раздетых придорожных деревьев, прикрытые листвой.
Мы устроились на ночлег в духе вполне безобидного туристического похода. Разве что, из чащи выполз рычащий мужик. Ну, если быть откровенным, то и такое поведение вполне в духе туристов. Правда выполз он, не потому, что у него были перебиты ноги или он был пьян, а из-за другой, несколько нетривиальной причины. Замызганные штаны человека болтались скрученной веревкой на его коленях, как то, что мешает танцевать плохому танцору. От задницы человека остался не до конца обглоданный тазобедренный сустав. Огромная дыра гноилась, там ползал мелкий гнус и счастливые, нагруженные тухлятинкой красные муравьи бежали к своему муравейнику.
Как это ни печально, но самая вкусная часть человека это та, с помощью которой он думает.
Видимо, бедолага примостился справить естественную потребность, да не учел того, что враг, как и гомосексуалист, всегда нападает сзади. Особенно в душе.
Меня часто тянет на тупоумные, приевшиеся, как оскомина, шутки. Шутить надо, чтобы не сойти с ума и не повторить кровавый путь Евсюкова. В нынешние времена в России у него нашлись сотни последователей.
Пришлось отманить в исступлении ползущего бешеного в сторону. Я пощелкал пальцами, содрал коросточку на ладони и безумный параолимпиец пополз на меня, пятившегося в кусты.
-А почему бы не уничтожить его здесь?
-А кто его потом относить будет подальше, чтоб не вонял? Ты? Чур, я тогда за руки беру, а ты за попу.
Я сошел в небольшой овраг, на дне которого уже скопилась первобытная темень, зомби с завыванием пополз по его мокрому склону вниз. Вот идиот, неужто настолько одержим жаждой голода, что не понимает своей беззащитности передо мной – сильным, прямоходящим и с железным прутом в руках? Ни черта не понимает, в дичайшей ненависти хочет впиться мне в икру и лакомится мягким мясом. Но я то – умней его, победить не проблема. Никогда не понимал, почему люди в кинофильмах всегда проигрывают мертвецам-идиотам?
Наверное, ради кассовых сборов.
-Тебе бы на параолимпийские игры, приятель.
Сказав это, я наградил зомби утешительной металлической медалью, не из драгоценных сплавов, но из крепкого, рельефного железа.
Как это прекрасно – вбивать в чью-нибудь голову знания!
Береза горит быстро, дает сухой жар. Прикарманенные мною с тела одного лесника охотничьи спички, с огромными серными головками, могут подпалить что угодно, хоть целое бревно. Как я уже говорил: хочешь выжить в мире ходящих мертвецов, первым делом обеспечь свой быт и гигиену. Из бутылки с водой я умылся, гигиеническим мылом, украденным из одного перевернутого вагона дальнего следования на железнодорожной ветке, тщательно очистил себя. Помню, мне тогда пришлось хорошенько подраться за гигиенические салфетки и серебряный подстаканник с вампиршей-проводницей. А потом, когда я нагруженный добром пытался сбежать с места аварии, к которому уже неслось МЧС, на меня напала женщина, которая даже мертвая кричала: “Хрусталь! Хрусталь!”
Феликс, чесавшийся же с головы до ног, обеспокоенно произнес:
-Они не сбегутся на костер?
-А ты думаешь, для чего я развел его на дне ямки, срезав дерн? Дым их не привлекает.
-Ааа...
-Бээээ!
-Что?
-Вторая буква алфавита.
Мы сидели в тиши, когда небо над нами глотало верхушки перешептывающихся берез. На земле искрилась звездочка костра, и приближающаяся к нам темнота зло завидовала более везучей соседке.
-Как ты думаешь, из-за чего это началось?
Отвлекшись от банки горячих консервов, разогретых в костре и не переставая чесаться, Феликс, облизав тонкие губы, переспросил:
-Ты о чем, Иван?
Вот непонятливый! Естественно я спрашиваю о том, с чего начал творить Леонардо да Винчи и почему у Билла Клинтона отсосала Моника Левински.
-Да, – говорю, – решил вот узнать, с чего это Господь решил мир сотворить.
-Бог его знает.
Я громко рассмеялся и от его серьезности покатился от смеха по земле. Фен сначала совсем по ослиному прянул ушами, а затем, поняв мой сарказм, улыбнулся мелкими, мышиными зубками.