Но в конце апреля начались проблемы с поставками продуктов из деревни. Венгеровские молочные заводы отказывались отдавать перекупщикам за бесценок молоко и иные молочные продукты. Солярки по льготным ценам фермерам было завезено мало, и летом не хватило бы техники для заготовки кормов. Обстановка в городе накалилась, людей будоражила возможность голода. Село ощетинилось гладкоствольными ружьями и потребовало достойных цен на продаваемые ими продукты. Сельчане еще не знали, что в их сторону уже вышли продразверсточные бронетанковые отряды.
Около дверей квартиры полковника вновь возникла та же фигура, и мужчина не оттолкнул ее, а предложил войти в плохо отапливаемую квартирку – уголь на ТЭЦ разворовали во время январского кризиса, а начальство, пришедшее на смену, улетевшему на Мальдивы руководству, жгло совсем по чуть-чуть, надеясь тоже хоть что-то украсть и продать в Китай.
Так, ошеломленный Еремей, через неделю стал лидером новоиспеченной Партии Живых. Незнакомец представился ему Иваном.
-Иван тебя заставил? – глухо спросил Эдик, – это он велел тебе ехать с нами?
-Да, – коротко кивнул политик, – приказал даже. Сказал, что ты должен показать врагам, что не боишься их. Личным примером, как будто я мог бояться обезьяньего хвостах.
-А кто он вообще такой? Откуда взялся?
-А хрен его знает. Когда в Новозомбиловске было нечего жрать, в начале апреля, а еда стоила у перекупщиков бешеных денег, он поставил условие – никогда не задавать ему вопросов, в обмен на финансовую помощь и организацию партии. Я еще спросил, какой тебе толк от меня, мистер? Что это за афера, где предлагают деньги и берут только словесные обязательства? А он мне в ответ: я верю тебе на слово.
-Чудак какой-то, – проронил водила, – прямо как мой сын.
Не стоит больше брать Руслана на перестрелки, – подумал Еремей, – видимо тот мертвый зверек напомнил ему сына. Дурное сходство!
Мужчина одиноко хохотнул, а затем ответил на испытывающий взгляд Эдика:
-По твоим бесстыжим глазам я вижу, что ты мне предлагаешь избавиться от Ивана?
-Ну, не только избавиться. Я предлагаю его нейтрализовать.
-Другим словом, – произнес Ерема, – убить?
Эдик кивнул своей широкой, околоченной, как груша, мордой.
Машина вывернула на улицу Богдана Хмельницкого и понеслась мимо закрытого ДК Горького, с баррикадами из мешков с песком, вдоль потухшего кинотеатра Космоса, где ныне были перебиты все матовые стекла, бассейна Нептун с его величественными пластиковыми окнами, в которых видна была огромная кафельная ванна со спущенной водой. Работал только стадион Сибирь – ничто, даже Зомбикалипсис, не мог запретить сибирякам ходить на хоккей. Около Дворца Спорта были вырублены прекрасные, темно-изумрудные ели, а близ клуба Отдых, как всегда, слонялась толпа обколотых наркоманов, издевающихся над привлеченными звуком дискотеки, овощами.
Водитель, часто поглядывающий в зеркало заднего вида, предположил:
-А что, если это крутая шишка из МВД или ФСБ?
-Им сейчас не до этого. Вон, Октябрьское УВД и так каждую ночь атакуют неизвестные – стреляют из автоматов и закидывают коктейлями молотова, половина ментов разбежалась. Их только обещание квартир вне очереди держит в мясорубке, которым нынче стала милиция. Эти конторы обычно действуют проще, намного. Здесь что-то не то.
Еремей явственно вспомнил, как целовал прохладную, не сказать, чтобы очень холодную, но властную и покрытую струпьями, кожу своего... хозяина. Да, хозяина. Иван был намного сильнее него.
Еремей Волин всегда называл вещи своими именами.
-В любом случае, – вздохнул Эдик, – избавляться от него надо. Слишком сильно темнит парень. У нас около пятидесяти вооруженных бойцов твоей лично охраны, лояльные предприниматели. Мы одна из главных сил в этом городе. Нужно кончать этого Ваньку-перстня, пока он нас самих не убрал с шахматной доски.
-Не-ет, – покачал головой политик.
Машина проносилась мимо НИИЖТ-а, института железнодорожного транспорта. Вдоль бетонных пролетов с коваными забралами, был навален всякий мусор, возвышающийся метра на два и создающий дополнительную защиту. Вдобавок, около забора были спилены обрубки тополей и тоже использованы в качестве баррикады. Около ворот стояли четверо вооруженных дружинника. Когда-то на институт было совершено нападение буйных, закончившись массовой бойней среди студентов.
-А ректора университетов, получив автономию своим заведениям, времени даром не теряют. Ишь, как отгородились от банд. Мой сынок сюда будет поступать. Хочет быть инженером мостостроителем.
Еремей мельком взглянул на величественное здание института с колоннами и вновь промолвил:
-Нет. Боюсь без него кресло губернатора мне не получить. В Иване чувствуется настоящая власть, сила от Бога, если хочешь!
Эдик хмыкнул:
-Ты реально думаешь, что ему понадобишься, как только выиграешь выборы? Да тебя найдут с перерезанным горлом в своем новом кожаном кресле, которое вскоре займет какой-нибудь твой невзрачный и покорный заместитель, с лизоблюдским именем, скажем Вадим Крысин.
Автомобиль подъехал к площади Калинина, в центре которой был возведен долговременная огневая точка, с пулеметами, мощной радиостанцией и с целым взводом контрактников. Площадь представляла собой ровный круг, от которого, подобно солнышку, отходили четыре крупных луча-улицы. Одна из них вела по направлению к Заельцовскому кладбищу. Оттуда по весне уже однажды пришла опустошающая волна мертвецов.
-Валить его надо, – утвердительно сказал личный охранник Еремея, – мы же все бойцы, за нашими плечами войны, вот такие подвиги, подобные сегодняшнему. Мы русские мужики. в конце концов! Что, мы какого-то дрища в балахоне испугаемся? Долго он нами будет командовать?
Еремей вздохнул, он никому не рассказывал полной правды о том, что скрывается под складками темной одежды того загадочного человека. Он и сам этого не знал до конца. Ему бы вряд ли поверили.
-Так что будем делать, капитан? – спросил, облизнув губы, Руслан Гудков, уверенно выворачивая на повороте руль, – будем присматриваться к Ивану и рубить его?
Еремей, взвесив все за и против, кивнул:
-Да, будем выводить его из игры. Не сейчас, после выборов.
-Отлично, – потер руки Эдик, – давно пора.
-Хорошо, – сказал Руслан.
Еремей Волин видел, как в прямоугольном зеркальце над пластиковой панелью машины, закинувший голову Руслан Гудков, снова облизал губы. Мужчина не знал, что водитель, его давний друг и товарищ, никак не может избавиться от ощущения слизи и гноя на своих губах: сегодня утром он впервые поцеловал протянутую к нему руку из-под рукава толстовки.
Руслан бросил последний, короткий взгляд на погрузившегося в задумчивость полковника, и сосредоточился взглядом на дороге, а мыслью на своем сыне, которого нежно, совсем по-отечески, поглаживал сегодня утром по голове, прежде чем куда-то увести, зашедший к нему в гости Иван.
Глава 8
С рук сорвалась удавка веревки. Я подкрался к жертве на подушечках пальцев, как камышовый кот. Скандинавская ярость заполонила мой мозг, и целый ураган ударов обрушился на жертву. Я бил с оттягом, бил ногами, ладонями, сцепленными в замок. Лягался и плевал. Я отомстил ему за все унижения, что вытерпел в этот короткий срок, за все пытки, тычки и оскорбления.
-Я не виноват, – верещал поросенком Феликс Викторович, – не виноват я!
-Она сама пришла? – шипел я, выкручивая ухо, – говорил же тебе, что это ловушка. Что, так сложно понять было? Так сложно? Из-за тебя мы здесь, из-за тебя!
Если мы слишком громко шумели в наш импровизированный канализационный зиндан – стакан отстойника с забетонированными штольнями труб, мочился охранник, стараясь попасть нам на голову.
Переждав этот дождик в четверг, я успокаивался и миролюбиво говорил скисшему и совсем разбитому Фену:
-Ничего, выживем.
Как я и предполагал, нас похитили работорговцы. И хоть мы не были похожи на доверчивых славянок с округлыми лицами и тупыми мозгами, что подаются в массажистки, но на двоих мужиков тоже позарились. Бандитские группировки славного города Куйбышева, в позапрошлом Каинске, еще до Зомбикалипсиса славились чрезмерной жестокостью.