-А вы знаете, куда нас продали после? Вы знаете, что мы участвовали в шоу на выживании и мой друг, поверивший вам Феликс Викторович, человек редкой душевной организации, погиб? Нас чуть не скормили буйным, вы понимаете?
Я был сама вкрадчивость и усидчивость. Фен бы, наверное, сказал, что я как канцлер Горчаков, получивший прозвище “железная задница”. Чёрт, а я привязался к нему и к его фразам, исколовшим мое сознание. Тем не менее, коли судьба предоставила мне шанс поквитаться с этой женщиной, я своего не упущу.
-Я не знала... я была сама заложницей обстоятельств.... Поймите, мне тоже надо было кушать.
-Вас как зовут? Меня Иваном.
-Света.
Я скорчил участливую мину и приказал ей рассказать историю своей жизни. Она, всхлипнув, кивнула.
Света оказалась из интеллигентной семьи провинциальных учителей. “Опять!” – воскликнул я под ее непонимающим взглядом. Она успела получить педагогическое образование в куйбышевском филиале НГПУ и преподавала в куйбышевских школах русский язык и литературу. Так как гопники не хотели учить русский язык, а желали изъясняться на фене, то жизнь у Светы сладко не складывалась. Не поднявшись дальше старшего преподавателя, она встретила Зомбикалипсис голодным учителем. Очень мало неприспособленной интеллигенции выжило в зимнее время грандиозного хаоса и паралича государственной власти. Когда власть взяла одна из организованных преступных группировок, Света фактически осталась без работы: школы не работали.
-И вы пошли в работорговлю?
-Нет, – уже успокоившись ответила она, – я не хотела... но кому нужен в мире, где ценятся пушки и пули, человек, знающий грамматику русского языка? У меня был один приятель, который пожалел меня и взял меня в “офис” к своим ребятам. Я была нечто вроде секретарши, которую можно было трогать руками. Дела у фирмы шли неплохо, пока количество людей не стало иссякать, да и начались проблемы с Барабинскими бандитами. Меня несколько раз привлекали в том, чтобы ловить людей. Ну,... понимаете, путешественники, пусть даже вооруженные, теряют голову, если видят в лесу обнаженную девушку, особенно красивую. Я ведь красивая...?
-Чур меня, чур меня! – я осенил ее крестным знанием, – изыди Сатана!
Она в ужасе отшатнулась. На лице мраморная маска испуга:
-Что с вами?
Я прошептал:
-Не обращайте внимания, так я пытаюсь остаться нормальным и не поддаться влиянию ваших женских чар. Лучше, понимаете ли, иногда выставить себя полным идиотом, чем попасть в западню. Так значит с помощью вас, как на крючок, ловили людей, а потом продавали их в рабство?
Она поникла:
-Не всех, а только вооруженных, кто оказал бы сопротивление. Как вас, например. Говорят, фирму снабжают информацией военные, которые с помощью беспилотных самолетов прочесывают область. Замечают кого-нибудь и... говорят.
-И вам было не жалко?
Она вспыхнула лицом:
-А с какой стати я должна была жалеть людей, которые увидев беззащитную девушку, мигом бежали ее грабить и насиловать?
-И что, прямо все были такими негодниками, достойными каторги?
Ее лицо напоминало светофор: вновь потускнело:
-Феликс был первым.
-Вы, конечно же, прониклись к нему дружественными чувствами, и поэтому ушли из вашего людоедского бизнеса. А так как работы нет, но кушать хочется, вы пошли в бордель, где до моего появления вполне успешно продавали свою филологическую тушку людям, которым бы за диктант поставили оценку не выше двойки?
Она слабо улыбнулась:
-Всё примерно так, но не правы насчет того, почему я оказалась здесь. Вы думаете, кто-то добровольно отпустил бы меня? Меня продали, как скотину, сюда. Чтобы компенсировать расходы и чтобы лишний раз не распространялась кому не надо.
Возможно, Света ожидала сострадания или того, что я проникнусь тяжелым положением ее жизни и прощу её. Может, думала, что я очередной Ланселот нашего залихвацкого века, разрушу эту обитель и заберу ее с собой. Людям умственного труда чрезвычайно сложно выжить в мире, где нужно трудиться руками. Уметь сеять, жать, убивать, отбирать. Сочинять поэтические вирши или писать рассказики и малевать картины – это удел сытого, но не агонизирующего общества. Быть может через года два-три, когда жесткая и активная Партия Живых, о которой я слышал сегодня, пробирающаяся к власти, она наведет в области порядок, Светлана сможет вернуться к нормальной жизни.
Правда, какого ей будет снова преподавать в школе детишкам, чьи папашки наверняка не раз у нее были?
-Вы думаете, я пожалею вас?
Серые глаза, где зачинались слезы.
-Не пожалею. У вас была сотня возможностей, как выжить и при этом остаться человеком. Вы могли сбежать в деревню, пристроиться к какому-нибудь богатому мужику, коли внешность у вас имеется. Вы могли податься с беженцами в Новозомбиловск, где вам бы обеспечили социальную крышу над головой. Вместо этого вы выбрали типично-интеллигентскую политику выжидания и невмешательства. Когда запасы кончились, подались в бизнес, где боль и несчастья причиняют не вам, а другим. Вы готовы были делать все что угодно, лишь бы вы, взращенная всякими Шекспирами и Пушкинами, остались не тронутой. Так?
Она что-то пробурчало нечленораздельное.
-А когда стало совсем невмоготу, вы попытались утечь из работорговли. Потому что вы культурный, начитанный человек, которому, конечно же, претит рабство, неволя и прочее уничтожение человеческой свободы. Только расплата вам пришлась по заслугам. Это научит вас в будущем считаться не только со своей драгоценной персоной, но и думать о других.
Я был жесток. По логике смердящей романтикой книги я неминуемо должен был вызволить интеллигентную красавицу из застенок публичной камеры. По-пути она мне расскажет, что по иронии судьбы (и тугоумности автора) я был ее первым клиентом, а сама она всю жизнь посвятила не мужчинам, а книгам, среди которых даже “Философия в Будуаре” не смогла лишить ее девственности. Мы доберемся до Новозомбиловска, узнав по пути о каком-нибудь главном супер-злодее. Победим и заживем счастливо. Стоит ли прощать вот таких? Которых виновными сделал не злой умысел, а обстоятельства? А проступок человека лишь в том, что он не сопротивлялся, а плыл по течению?
Нет уж, хрен!
-Раздевайся, – устало приказал я.
Оставшиеся десять минут я с остервенением насиловал угрюмую и не постанывающую даже для приличия плоть. В ее серых глазах замерзло отчаяние и такая обида, как будто я обещал на ней жениться.
Глава 12
Фрагменты из дневника Юли Хариной, ученицы 3-го класса.
“18 декабря 2012.
Занятия в школе отменили на неделю раньше!!! В дневнике почти все пятерки, кроме этой дурацкой математики.... Обидно, что родителям наплевать на мои оценки, интересы... Меня почти не похвалили и не спросили, как мы с классом праздновали окончание четверти в кафе! И про то, как у Катьки переночевала не спросили. Особенно мама... Я ей столько тайн доверяла! Я даже оставляла свой дневник на виду раскрытым, но никто из родителей в него даже не заглянул! Родители беспокоятся по этой чудной болезни, о которой говорят в телевизоре, не думают ни о чем. Говорят, от нее люди становятся очень злыми и быстрыми. Лучше бы изобрели такую болезнь, от которой люди перестанут быть безразличными.
21 декабря 2012.
Меня не пускают гулять на улицу и запрещают приглашать к себе подруг. А вот Катьку везде пускают... вечно мои родители, всякую чушь изобретают! Болезнь, вирус... а я гулять хочу! Может с Колей увижусь и (дальше старательно вычеркнуто)... Просила купить себе подарок к Новому Году (!!!!) новый телефон, такой прикольный, со стразиками, но папа на это лишь молчаливо покачал головой. Он уволился с работы и теперь ходит по магазинам, постоянно принося домой коробки. Я заглянула туда тайком, под вечер, когда все смотрели телевизор, но там всего лишь невкусные крупы, печенье, сахар, соль, спички. Не люблю этого. Скучно. Когда же елку купят?
22 декабря 2012.