Как и предполагал Федька, вентиль оказался вырван, а цепь, защищавшая его от разных хулиганов, толстая цепь в полпальца толщиной, была разогнута и порванной змеей лежала на бетонном полу. Это, вкупе с вонью, походило на целенаправленный саботаж. Слесарь в перчатках взял обломок вентиля, осколок его зуба торчал из магистральной трубы. У кого есть столько силы, чтобы сломать прочный металл? По наушнику щебетали новости, и Федор не сразу расслышал шаркающие, протяжные, как крик “ау” шажки из темного коридора.
-Не стоит бояться так называемых зомби. Повторяю, это не зомби в полном смысле этого слова, это живые люди, не находящиеся под чьей-либо властью, если вы, конечно, не верите в магию.
Федор вытащил наушник и тот повис, как миниатюрная телефонная трубка на проводе, болтаясь у его колена и издавая громкую, раскатывающуюся в темнице, как горох, речь какого-то ученого биолога.
-Вася это ты?
Его один раз до полусмерти напугал коллега по работе: с жутким завыванием протянув дрожащую руку из темноты. Тогда чуть не вышла крепкая ссора с рукоприкладством.
-Васек, опять ты?
Свет рисовал геометрические фигуры на грязных стенах: то точку, то луч. Слабый свет из окошка, выросшего под самым потолком, лишь добавлял в общую картину серой, нудной пустоты.
В дверях показалась сгорбленная фигура. Федя немедленно осветил ее и не смог сдержать вскрика. На него задумчиво глядел мертвец с обваренной кипятком головой. Кожа слезла и напоминала короткие обрывки бледного серпантина прилепленного к красно-черному, засохшему мясу. За спиной мертвеца появились еще несколько фигур протолкнувших его в помещение.
Они, подступая к слесарю молча, как заговорщики, уверенные в своей безнаказанности, им было незачем торопиться. Полтора десятка больных, тонна порченого мяса. Лица злые, искаженные, превращенные в морды с отсутствующими носами, ушами или вовсе с обглоданными щеками, хоть кулак засовывай.
Федя попятился к стене, наблюдая за тем, как его полукругом окружают мертвецы. Служебного травматического оружия, как, например, дворникам или мусорщикам, ему не полагалось, поэтому рабочий выхватил большой газовый ключ, который он носил для самообороны и, потом уже, для работы.
-Не подходите!
Мертвецы остановились, наблюдая за ним и источая из гнилых легких тот липкий и резкий запах перегноя и тления, как из лопнувшей канализационной трубы.
-Не подходите или я вам всем башку на хрен проломлю!
Гости не двигались, безучастно наблюдая за вспотевшим слесарем. Такая необычная дуэль продолжалась с полминуты. Мужчину била крупная дрожь, вдоль хребта вырос ледяной гребень инея. Он понимал, что встретился с овощами, которые суть безобидные существа, которых привлекают исключительно громкие звуки или красочные зрелища. Они услышали его шаги, пришли посмотреть.
Но, черт возьми, что они вообще позабывали в подвале и как в него проникли, если дверь была заперта?
Он двинулся вперед и каждый его осторожный шаг, казался ему тем ураганом, где в шуршании голубой спецовки, хруста камешков под подошвой ботинка, скороговорке из наушника в подземелье звучащей громогласным концертом, неминуемо сорвет крыши пялящимся на него трупикам.
Когда он приблизился к первому мертвецу, полицейскому с зияющей раной в левой стороне груди, Федя вообразил, что он сейчас бросится на него. Труп не шелохнулся, только повернул голову и с интересом посмотрел на живого расширенными зрачками. Федя отважился посветить фонарем ему прямо в лицо, но глаза покойника также, не моргая и не слезясь, продолжали наблюдать за слесарем. Следующих мертвяков, серых горожан, слесарь тоже миновал без проблем.
Это были самые простые овощи, пришедшие поглазеть на него, человека.
Он вышел в коридор, где толпилось побольше дохлого народу и стал осторожно пробираться через вставших, как в пробке, людей, стараясь никого не задеть плечом. Опухшие, как при водянке или наоборот высохшие лица. Там, где зияли раны, гнила и отмирала плоть. Раны некоторые мертвецов были перевязаны чистыми марлевыми повязками – поработали добровольцы из общественных служб, которые ухаживали за овощами. У одного из плеча торчал болтающийся опустошенный шприц, тимуровцы прививали ставших мертвых граждан. Служба по излову и изоляции мертвецов работала плоха из-за огромного наплыва посетителей.
Разводной ключ стал мокрым и липким, как паутина, Федя брел вперед к лестнице и льющемуся оттуда свету. Головы, как подсолнухи оборачивались к нему, и в узком каменном мешке чувствовалось спертое, теплое дыхание.
Свобода была совсем близко. Он уже подходил к светлому пятну на полу, когда оно начало в издевку медленно-медленно истончаться. Не помня себя от страха, слесарь рванул вперед, ударяясь о холодную плоть безмолвных стражников и расшвыривая их в сторону, когда вдруг застыл на первой ступеньке лестницы.
У изголовья бетонной лестницы стояла темная фигура, медленно и с явным наслаждением закрывающая за собой тяжелую дверь. Капитулирующий белый свет зловеще вырисовывал капюшон, опущенный на голову.
-Здравствуйте.
Сантехник сжал ключ в дрожащих руках. За его спиной с шелестом выстроились мертвые люди, как полки на параде за направляющим их полководцем. Они ждали команды.
-Ты кто?
Дверь затворилась и во мраке, один из зомби с удовольствием ударил кулаком по выключателю. Еще и еще. Ему было невдомек, что свет нельзя включить. Ему нравился сам процесс и он высунул синюшный, еле помещающийся в пасти язык.
Фонарик засбоил и выключился.
Фигура стала спускаться с лестницы, роняя каждое слово на ступеньку:
-Боюсь, вам придеться здесь умереть.
Протянутые со всех сторон руки утащили Федора в глубину катакомб. Его крики заглушили заключительный радиорепортаж городских новостей:
-По всему городу зафиксированы перебои с водой. Власти не могут организовать снабжение населения чистой водой, отчего по городу зафиксированы стихийные митинги и собрания против партии власти. Здороворосы говорят о провокациях. Агрессивных граждан замечено не было.
Он сидел напротив, заложив, как душу, ногу за ногу. Остроконечный черный носок неторопливо качался вверх... вниз... вверх... вниз. Кисть в черной перчатке, извечный, совершено не гармонирующий с впечатлением, которое он производил, капюшон на голове.
Это злило Еремея, который мог различить из внешности собеседника бледность и невыразительность, но составить полного своего представления о хозяине он никак не мог. Правда, вида он не показывал, продолжая непринужденно улыбаться той улыбкой, какую только можно извлечь из себя человек, когда перед тобой сидит тот, кого ты смертельно боишься и против кого ты задумал предательство.
-Какие замечательные новости передают, ты не находишь?
Это омерзительное, дружески-фамильярное “ты”, заставляло нервничать мужчину еще больше, чем обыкновенный официальный, холодный язык. Казалось, Иван обо всем догадался, в курсе каждой мелкой подробности заговора и даже исправляет там мелкие орфографические ошибки.
-А что в этом хорошего?
-Как же! Кто виноват в том, что жителям не достается воды? Власть! Кто может исправить ситуацию со снабжением домов водой? Партия Живых! Выборы у тебя, Еремей Волин, почти в кармане.
Мужчина незаметно сглотнул:
-Вы хотели сказать у вас?
-Я хотел сказать то, что сказал. У тебя.
Это так сильно контрастировало с поведением Ивана в той палатке на митинге, что Волин побелел. Таинственный человек между тем продолжал:
-Разве я не понимаю, что такая фигура как я тебе больше не нужна, тем более, после выборов. Вы всей командой гадаете кто я, откуда и человек ли вообще. А так как разгадать этого не можете, то наверняка убьете. Ведь человек больше всего боится неизвестности, так? Неизвестность пугает, да... именно поэтому, скажем, самоубийца на войне предпочтет застрелиться, чем идти в атаку. Казалось бы, в чем разница? И там, и там смерть. Но в атаке ему может оторвать ступню, а может мошонку. Его могут взять в плен и долго пытать, отрезая кусочки плоти. А тут итог известен...