– Мне кажется, что в этой комнате мы уже были! – сказала одна из них.
– Этого не может быть! – сказала вторая. – Мы же шли все время вперед. Давай фотки посмотрим.
Я не стал дожидаться результатов анализа и прошел на кухню. То, что стояло там на полках, было знакомо. Такие же примуса, кастрюли и бокалы из синего стекла были в бабушкином доме. Меня заинтересовала дверь, которая вела в никуда. За дверью был пустой шкаф, но если постучать по стенам, то можно было услышать звуки, характерные для огромного пустого пространства.
Что-то меня в этой квартире беспокоило, и я поспешил оттуда уйти. Во дворе стоял знаменитый трамвай 302 БИС, поставленный на резиновые колеса и готовый повозить желающих почувствовать то, что чувствовала девушка-комсомолка, отрезая голову Берлиоза.
Уже в подворотне я оглянулся, пытаясь найти окна «нехорошей квартиры». Все вокруг было спокойно, совсем рядом шумело Садовое кольцо, но на крыше дома, над квартирой 50 что-то шевельнулось.
Впрочем, наверное, это мне показалось.
В метро
Многие мои друзья на вопрос о метро пожимали плечами и говорили, что они давно забыли, что это такое. Ладно, я человек простой, мне в метро ездить не западло. Магнитные карточки мне сразу понравились. Мне захотелось узнать где была сделана эта четкая пропускная система, но потом я решил ничего не узнавать, чтобы не расстраиваться. А то я увидел в одном из туалетов американские писсуары и почему-то от этого огорчился. А потом я нечаянно заглянул в один из магазинов электроники и совсем расстроился. Из российского я нашел там только прозрачные наклейки с русскими буквами на клавиши.
В метро чисто и тепло. Я внимательно прочитал все рекламные плакаты на стенах и узнал, что курить теперь не модно, что «крепкая семья – это лучшее, что создала природа», и что если бриться лезвиями фирмы «Джиллет», то тебя с раннего утра будут целовать две девушки. Одна из них блондинка, а вторая – брюнетка.
В Интернете меня пугали, что в метро сплошные «понаехавшие». Оказалось, что «понаехавшие» успешно замаскировались под москвичей, приветливо всем улыбались, уступали места инвалидам, беременным женщинам, пожилым людям и пассажирам с детьми. Мне никто ничего не уступал, чему я был очень рад.
В метро я ощутил, что на меня поглядывают женщины в очень широком возрастном диапазоне. Сначала я вообразил невесть что, а потом понял, что современные москвички смотрят на мужчин в метро только для того, чтобы в ответном взгляде увидеть степень восхищения их внешностью. То, о чем я сдуру подумал, к мужчинам в метро не относится. Мужчины их мечты в метро «не ездют»!
Больница
Мы встретились как-то сумбурно. Сначала перезвоны по сотовым, потом ожидание в дворах с серым мокрым снегом, какие-то желтые здания, стены с обоями, пинание колес у российского «джипа» по прозвищу «тарантайка» и слова, типа, «этот где хочешь пройдет, если сзади толкать». Потом противная езда по Варшавке, поворот в Ясенево. И все время чувство, что с утра уже выпили. Мы, это костяк нашей старой лаборатории. Сегодня на арене не я, а очень главный врач и профессор, который сейчас здесь, а завтра хрен знает где читает лекции. А что делать? У него трое детей, их может испортить жилищный вопрос. Это он научил меня пить чистый спирт. Мы с трудом вспомнили, что я был у него руководителем диссертации.
За рулем наш гениальный программист. Тот самый, который, придя в лабораторию, называл меня Вовка и на «вы». Он говорит, что в Москве 80% людей что-то продают, а таких как мы, которые что-то делают, надо выставлять в зоопарке.
– Фигня все это, – говорит профессор. – Мы вот из больницы ко мне заедем, и уж там расслабимся как следует!
С нами женщина. Она тоже читает лекции, но сегодня она нас всех облагораживает. При ней мы следим за орфографией, фонетикой и синтаксисом нашей речи. Это непросто, но с утра еще получается. Профессор рассказывает, как его впервые в нашей лаборатории пустили из подвала в приличную комнату, где мы пили чай: