Выбрать главу

Алферов, в золотых очках, в пиджачной паре, стоял уже не тот, подслепый, в нижней рубахе. Он сказал без испуга:

— Я сам доложу это дело.

Высокий согласился первым, чтоб был протокол. Раньше ли, поздней — не отвертитесь!

Другие ни за что: какой, к черту, суд? Прочих хоть в баню, води, а с врачом — самосуд. Потому…

— И где ж печень товарища? И где сердце?

— Пусть на место сберет… Чего не доищешь, своим добавляй!

Фельдшер набрал свежей силы и уже не по-человечьи… бычьим ревом бычит, всех покрыл…

— Необразованные граждане! Имейте рассуждение: на что умершему комвзводу за отменой воскресения мертвых и прочего контрреволюционного церемониалу какая ни на есть внутренность? Я сам свидетелем. Хотя б эта самая печень, она у него до невозможности источилась болезнью, так что, при революционной ориентации на торжество рабочего класса, такую порченую печень прилично хоронить разве с останками трупа буржуазии. Если бы вы, граждане, были довольно образованные, вы бы знали, что в древние египетские и прочие времена чем больше уважался класс, тем больше из него после смерти вынималось внутреннего содержания, даже до совершенной пустоты.

— Это он верно говорит, я читал про египетское… — одобрил голос.

— Ну пускай его внутреннее, а руки-ноги зачем отрублены?

Фельдшер от крика окреп и исполнился высокоумия.

— Руки-ноги? Деревня… руки были неблагопристойно закоченевши, ноги соответственно. При этой болезни и после смерти судорога бьет. А ты, по невежеству, что про труп полагаешь? Думаешь, винтовка: положил — и лежит. И совсем наоборот: настоящий, правильный труп при гальванических и прочих токах делает телодвижения. Отсюда ужасание темных масс. Что же, и вы срамиться хотите? Красная армия, к бабьему сословию примкнете? Ну что же, попадайте в газету и будете просмеяны более сознательно читающим пролетариатом!

Высокий сконфузился. Он захотел устраниться, отойдя в сторону. Зато из толпы выскочили двое, дикие низколобые:

— Наш комвзвод! Мы с знаменем, а у его… ни печенки, ни прочего. В реку!

И все с кулаками, с револьвером, ярые:

— С моста его!

Беду отвел сам высокий:

— Товарищи, прошу сознательно… протокол будет составлен, и всех арестованных сегодня же по назначению… Но сейчас мы пришли со знаменами для воздания последнего почета и товарищеского прости нашему красному комвзводу. Этим и займемся. Печень и внутренности — органы не суть для этого важные. Единственно важное — очертание тела для положенья во гроб. Лучше специалистов никто этого не сделает. Потому в порядке дня ставлю предложение: запереть всех, прикосновенных к делу, в анатомичку для приведения в порядок нашего красного комвзвода.

Когда под конвоем удалены были лица, вызывавшие общую ярость, домком взял тихонько под руку и подвел его к стенке, исписанной углем:

— Прежде чем написать протокол, прочитайте!

И вместе с длинным, а за ними и прочие, по складам: тре-панация, ампу-тация, де-зар-ти-ку-ля-ция…

— Это ен… хируроид, — говорит хитрый домком, боясь волокиты, допросов, а пуще всего боясь дефицита в кафе.

— Хируроид давно не в порядке… — он покрутил перед лбом, — такие-то слова на стене? По-ученому зовется это мания. Понимаете: человек возомнит, — и свершает. Так и наш. На стене возомнил, а тут ваш комвзвод в трупном виде… он совершение применил.

— Мания? Это и я знаю, — сказал высокий, — даже очень случается. Только нет… прочие обличают: фельдшер и два санитара. Им бы пресечь, если б мания. Нет, тут что-нибудь коллективное из контрреволюции. Граница близехонько, мало ль что из-за границы?

— Помилуйте, гражданин, — взял тон покрепче домком, — заграница имеет дело с живыми, которых для враждебности их пред лояльностью советской власти, а вы подозреваете на покойника? Еще скажу вам, как на подобное подозрение взглянуть могут в ревтрибунале? Не отнесут ли его всецело к церковным предрассудкам? Рассудите сами ввиду изложенного! Не во много ли раз безопасней связать обвиняемым руки и ноги веревкой и везти их в столицу как личностей, в уме поврежденных? И волокиты избегнем, и вас всех к малосознательным не сопричтут.

Дело ваше новое, без директив…

Комвзвод, уже смущенный речью фельдшера, смутился сильней и подумал: «А ну их к чертям! Подведет хируроид… не в свой заряд влипнешь. Ведь точно, что дело новое, без директив». И громко скомандовал:

— Немедля связать врача и помощников! По свидетельству домкома, они есть умом поврежденные. Товарища комвзвода нам безопасней самим обрядить — они, чего доброго, последнее у него искромсают.