В этом опаснейшем положении Екатерина решилась на рискованную игру. Чтобы упредить удар против себя, она лицемерно бросилась в ноги императрице, обвиняя себя в «малых дарованиях» и в том, что она навлекла на себя «ненависть великого князя и явную немилость Вашего Величества», заявила, что она «недостойна оказанной ей милости» и умоляла Елизавету разрешить ей покинуть Петербург и «на остаток моих дней» (ей было тогда 28 лет) удалиться в Германию к родителям.
Вне всякого сомнения, Екатерина ничего так не боялась, как удовлетворения этой просьбы, и ни к чему так не стремилась, как выпутаться из этого неприятного дела и чтобы с нее были сняты все подозрения. Это удалось ей в полной мере. Тщеславная, но в глубине души мягкосердечная и не любившая сильнодействующих средств императрица поступила именно так, как хотела мечтавшая о короне великая княгиня. Было много слез и объятий и в итоге Екатерина, к явной досаде своего мужа, осталась не только в России, но и в Петербурге — в отличие от многих приближенных к ней лиц, которые все были высланы — и пользовалась с тех пор неизменным благоволением императрицы.
После этого Екатерина вела себя очень осторожно и отстранилась от политических интриг, что не мешало ей пользоваться, хотя и с особой осторожностью, тем, что английский посланник по-прежнему оплачивал ее долги. В эти годы Екатерина жила очень уединенно, но время работало на нее. Она завязывала новые отношения. Прежде всего с графом Никитой Ивановичем Паниным, который после падения Бестужева сильно выдвинулся на передний план и был за назначение Екатерины регентшей при маленьком Павле. Сама же Екатерина хотела большего.
Панин, опытный дипломат, был назначен Елизаветой воспитателем мальчика Павла. Через него Екатерина вновь приобрела контакты с наиболее видными членами придворного общества. Одновременно, что оказалось для нее очень важным, она установила очень хорошие отношения с молодыми гвардейскими офицерами, пользовавшимися влиянием на молодое поколение. Ведущую роль среди них играли пять братьев Орловых, а самый красивый и наиболее популярный из них, хотя и не самый значительный, Григорий, стал новым любовником Екатерины. Он заботился о популярности великой княгини, третируемой своим мужем, как раз в тех кругах, которые, по зову или без него, готовы были выйти с оружием в руках на улицы или в коридоры императорского дворца. Однако для этого пока не наступило время.
Отстраненная
На рождество 1761 года умерла императрица Елизавета. Хотя этого давно ожидали, смерть наступила внезапно, и императрица не оставила особого распоряжения о наследовании. Наследник престола воспользовался ситуацией, взошел на трон под именем Петра III и сразу же исключил всякую возможность политического или личного влияния своей супруги.
Таким образом, Екатерина лишь номинально была императрицей. С большим самообладанием и мудрой предусмотрительностью она вошла в эту роль. Со своей стороны, она подчеркивала эту отстраненность всем своим поведением и тем самым явно дистанцировалась от своего царственного супруга и всего, что он делал. Екатерина правильно поняла, что это будет в ее интересах. Ибо и личным поведением, и многими мерами Петр все больше подрывал свое и без того слабое положение. Он проявил нескрываемую радость по поводу смерти императрицы, не объявил при дворе официальный траур и не обращал внимания на принятые религиозные церемонии, в то время как Екатерина строго придерживалась всех церковных обрядов, вплоть до переворота носила траур и ежедневно, пусть и для вида, благоговейно молилась у гроба императрицы. Того, что в своей тайной переписке с Вильямсом она часто высмеивала императрицу и проявляла циничную радость по поводу ухудшения ее здоровья, тогда еще никто не знал, хотя это можно было предположить.
Новый русский император носил прусскую военную форму, которую он также ввел в гвардии, и заявлял во всеуслышание, что почитает волю Фридриха II «наравне с Божьей волей». Как и ожидалось, Петр III заключил с Фридрихом Великим мир (24 апреля 1762 года). Однако, вопреки ожиданиям, он сделал это совершенно безвозмездно и заключил после мира военный союз, который, впрочем, не был ратифицирован. Своего дядю, не способного ни к чему голштинского принца Георга, Петр назначил фельдмаршалом России в высшем ранге во всей армии и готовился втянуть Российскую империю в войну с Данией из-за голштинского вопроса. В конце концов он заявил о намерении вообще распустить русскую гвардию и заменить ее голштинскими полками. Он бесцеремонно и открыто проявлял свое презрение ко всему русскому, собрался удалить из церквей иконы, закрыть многочисленные частные капеллы, заменить красочное облачение православных священнослужителей на черные (протестантские) сюртуки и тому подобное. На официальных мероприятиях император вел себя так, что у присутствовавших русских «сердце кровью обливалось от стыда перед иностранными министрами», а о своей собственной жене «говорил с явным презрением публично» (Болотов).