Павел был поглощен главной целью – осуществить союз императора-рыцаря с вселенской церковью, чтобы вернуть всему миру утраченную гармонию. В его идеях причудливо переплелись имперские амбиции, стремление к гегемонии в Европе, и в то же время попытка найти идеологическую альтернативу революционным идеям, сплотить вокруг неё все силы старого мира. Так что Павел собирался воевать с революцией не только с помощью пушек, как в известном анекдоте. Его идеологическая программа была гораздо сложнее и отличалась достаточной продуманностью.
Во внутренней политике Павлом проводилась идея служения всех сословий независимо от происхождения «общему благу» и императорской власти, которая в его представлении олицетворяла государство. Отсюда проводился и новый политический курс, согласно которому перед волей императора все сословия одинаково равны в соответствии с принципом: «в стране нет вторых – только первый – и все остальные».[65] Это дало повод шведскому послу Стедингу назвать Павла «уравнителем и санкюлотом, перед которым самая знатная особа и мужик абсолютно равны»[66], а А. И. Герцену – объявить павловский период «деспотическим и революционным одновременно».[67]
Реализуя эти убеждения, Павел прибегал к антидворянским репрессиям в армии и в правительственном аппарате. Его деспотизм и необоснованные гонения способствовали возникновению заговора.
В то же время по отношению к крестьянству Павлом были предприняты, впервые в истории России, попытки поднять правовой статус этого сословия. Крепостные крестьяне впервые были допущены к присяге императору (ранее за них это делали помещики), а также получили определённые права по Манифесту от 5 апреля 1797 г. о «трёхдневной барщине». М. М. Сперанский назвал этот Манифест «замечательным документом, положившим начало целой системе улучшения крестьянского быта».[68]
В социальной политике по отношению к горожанам стоит отметить «Постановление о коммерц-коллегии» от 13 ноября 1800 г., составленное по проекту М. М. Сперанского.
Из 23 членов коллегии 13 было предписано выбрать купцам из своей среды и вскоре кандидаты, представленные Петербургским и Московским городскими правлениями, были утверждены царём. Павел даже попросил представить ему их замечания по торговле. Купцы в ответ на это разразились восторженными тирадами о неслыханном милосердии императора, призывающего «класс людей, доныне от престола удалённый».[69]
Допущение принципа выборности членов коммерц-коллегии из состава «неблагородного» сословия можно было бы считать первым шагом к признанию принципа представительства. Что это – очередное сумасбродство Павла или продуманный шаг? Нам кажется, что более верно последнее.
Также заставляет задуматься о существовании продуманной программы преобразований у Павла I и его отношение к солдатам. Так 29 апреля 1797 г. объявляется Манифест о прощении «отлучившимся нижним чинам и разного рода людям»; одновременно организуется военно-сиротский дом на 1000 мальчиков и 250 девочек, расширена сеть солдатских школ.
23 декабря 1800 г. издается указ, согласно которому солдаты, находившиеся на службе до вступления Павла I на престол, должны по окончании службы получить 15 десятин земли в Саратовской губернии и 100 рублей на обзаведение хозяйством, т. е. стать однодворцами.[70]
Итак, внутренняя политика Павла I имела чётко выраженную тенденцию к нивелировке правового статуса дворянства и третьего сословия, причём если статус первого понижался, то второго – повышался. Но на деле получалось не «уравнение в правах и богатстве», а «уравнение в бесправии и нищете». К чему это привело – показали события марта 1801 года.
Новатором выступил Павел и во внешней политике. Он отказался от политики монархической солидарности в отношении Франции ради интересов России и практических соображений. В одном из писем Павел писал: «Безразлично, кто будет царствовать во Франции, лишь бы правление было монархическим»[71], а в инструкции тайному советнику Колычеву, направленному для переговоров с Наполеоном в Париж, он прямо советует «расположить Бонапарта и склонить его к принятию королевского титула, даже с престолонаследием семейства. Такое решение с его стороны я почитаю единственным средством даровать Франции прочное правление и изменить революционные начала, вооружившие против неё всю Европу»[72].
69
Постановления Коммерц-коллегии. // ПСЗ. I. Т. XXVI. № 19554;
71