– Билл, я очень хочу пиццы! И кофе большой стакан!
– Ты хочешь, чтобы я заказал всё в номер?
– Да!
– А не «спалимся»?
– А ты попросишь оставить всё там и просунешь деньги под дверью!
– Ладно, – подумав, ответил он, – только я всё равно оденусь в Джеффа.
Он позвонил, и через двадцать минут они за обе щёки уплетали огромную пиццу с сыром и грибами.
– Ну и что дальше будем делать? – наевшись, спросила она.
– Не знаю, Моника, не знаю. Понимаешь, до выборов я не имею права её бросить. Она сильно мне помогла на выборах, поэтому мой уход будет ножом в спину.
– А вдруг наоборот? Все станут её жалеть, сочувствовать, и на этой волне она выскочит, или вскочит в наш оральный кабинетик.
– Нет, она эту роль не потянет. Она олицетворяет сильную, жесткую Америку, поэтому, играя две роли одновременно, можно с грохотом провалиться. Тем более в случае проигрыша во всём буду виноват я, и можешь себе представить, какой ад нам устроят журналисты?
– Да, ты, наверно, прав. Нельзя дразнить судьбу. Она и так к нам благосклонна. Уже почти семнадцать лет мы с тобой дурачим всю планету.
– И ни разу не прокололись!
– Спасибо Джеффу и Сьюзан, без них ничего бы не получилось.
– Если бы тогда я его не спас, неизвестно, как бы всё сложилось.
– Что-то бы всё равно придумали. Нельзя было терять такой куш! Согласись, мы с тобой великие актёры: строить из себя бедных и несчастных, брошенных и покинутых, при этом получая миллионы долларов за книги, интервью и всякую прочую хрень, – это большое искусство.
– Одно синее платье с моими следами чего только стоит! – Билл уже не скрывал своих чувств, ласково шлёпая Монику по красивой попке.
Вдруг зазвонил телефон. Он посмотрел на экран, тут же приложил палец к губам, требуя полной тишины.
– Привет, – в трубке зазвучал голос Хиллари, не предвещающий ничего хорошего.
– Да, привет!
– Чем занимаешься?
– Страховку на машину оформляю, ты же знаешь, она у меня заканчивается через неделю.
– Билл, слушай внимательно. Час назад под Донецком был сбит пассажирский самолёт. Я готовлю заявление по этому поводу. Так вот, мне нужно, чтобы ты просмотрел все телеканалы, включая русские, с тем, чтобы определить реакцию большинства населения. Я хочу знать – насколько можно быть резкой по отношению к русским, ты меня понял?
– Да, понял. Сделаю. Когда будешь звонить?
– Часа через четыре-пять, когда у них там будет ночь.
– Хорошо. – Он положил трубку, посмотрел на Монику, и она всё поняла.
– Выходить будем вместе?
– Да, как и заходили. Потом разойдёмся в разные стороны, и каждый себе поймает такси.
– Что-то серьёзное?
– Приедешь домой, включи телевизор, всё узнаешь.
Быстро одевшись, они вышли. Уже в такси Билл предупредил Джеффа и Сьюзан о скором приезде.
Журналистка, которую все называли «девушка», что в её 26 лет никак не могло соответствовать действительному положению вещей, не вставала из-за компьютера уже три часа. В небольшую комнату, где она расположилась в углу, приходили и уходили какие-то люди. Не умолкали телефоны, звучали крики и ругань, но к полуночи всё стихло, и молодой парень с автоматом наперевес наклонился и тихо спросил её: «Хотите кофе с бутербродом?» Она оторвалась от монитора и, улыбнувшись от неожиданности, тихо шепнула ему на ушко: «Конечно, да!» Парень отошёл в другую комнату, но быстро вернулся с тарелкой, на которой было четыре бутерброда с сыром, а в другой руке он держал два большие чашки с дымящимся ароматным кофе. Она ела быстро и жадно. Когда в её милом ротике исчез третий бутерброд, она вспомнила, что она не одна:
– Вы, наверно, тоже хотели поесть?
– Нет, я недавно кушал, а вот вы, наверно, с утра ничего не ели.
– Да, это правда, спасибо вам.
Вошли трое военных и, рассевшись кто куда, повернулись к ним.
– Спать где будем? – обратились они то ли к ней, то ли к парню, который принёс ей кофе.
– Я немного здесь подремлю, скоро уже рассвет, надо будет идти.
– Может, отвести вас к кому-то, чтобы нормально поспали?
– Нет, не надо, у меня ещё очень много работы.
– Ну как знаете, мы тоже здесь будем ждать рассвета, так что не обижайтесь, если будем храпеть сильно.
– Хорошо, я сегодня тоже находилась так, что ещё неизвестно, кто громче будет храпеть.
Все солдаты смотрели на неё с какой-то жалостью и сочувствием, что она захотела немного поговорить:
– А хотите, я вам расскажу сказку на ночь?
– Очень хотим, – ответил за всех старший.