На другой день, против моего обыкновения, вставши вместе с зарею, кликнул Ивана, чтоб узнать, запряжена ли лошадь. Но не было никакого ответа. Я повторил зов, но тщетно. Встаю, одеваюсь, выхожу в сени: нет никого. Иду на двор и вижу, что бедная лошаденка моя стоит у забора не запряжена. У меня сердце обмерло; иду в огород, не там ли спит Иван, и вижу одну Марью, которая, спокойно сидя на гряде, вырывала репу, величиною в орех, обтирала передником, бросала в рот и за каждым разом твердила: "Такой ли бы репе быть, если б этот негодный лентяй Гаврило Симонович был похож на покойного отца своего!"
-- Бездельница! -- вскричал я со гневом и толкнул ее в спину ногою. Она перекувыркнулась с гряды в борозду; кое-как выкарабкалась, перекрестилась несколько раз и сказала:
-- Что вам угодно, ваше сиятельство?
-- Где Иван? -- спросил я сердито.
-- Вашему сиятельству должно лучше знать, потому что Иван сказывал, что ваше сиятельство приказали ему куда-то сходить по делам вашего сиятельства...
-- Чтоб тебя черт взял со всеми сиятельствами, -- сказал я. -- Где ж он теперь?
-- Вашему сиятельству должно это лучше знать, потому что...
-- Иван сказывал, что мое сиятельство приказало? -- перебил я еще гневливее.
-- Потому что он ушел с вечера и до сих пор не бывал.
"Что мне толковать с безмозглою бабою! -- подумал я, -- пойду лучше лягу спать: авось либо он подойдет".
-- Как придет сын твой, -- сказал я, -- вели, чтоб он запряг лошадь и ждал меня. Я спал до полудня.
-- Иван? -- спросил проснувшись. Марья стояла подле меня и плакала. -- Что ж ты, Марья?
-- Ах, батюшка, -- сказала она всхлипывая, -- Иван бежал!
-- Бежал? -- вскричал я и вскочил как бешеный. -- Куда же бежал?
-- Бог весть!
-- Почему же ты знаешь, что он бежал?
-- Мне сказала сегодня Макруша, княжна Угорелова, что он и ее подговаривал бежать с собою.
Долго стоял я подгорюнившись; наконец, вышел на двор, чтобы самому запрячь лошадь и ехать возить хлеб. На это был я великий мастер при жизни батюшки. Но увы! какой ужас почувствовал я! Бедная животина от долговременного, как видно, пощения, пала. Я оплакал смерть ее чистосердечно и пошел в поле свое пешком.
Не доходя до него за несколько десятин, в глазах моих зазеленело. Неужели это мое поле? Кажется, я его довольно помню; а теперь вижу луг, ибо там целые стада скотины бродят. Подошел к самой ниве, сердце мое стеснилось: все было измято, избито, вытоптано. Скрепившись, подошел бодро к пастухам.
-- Бездельники, -- вскричал я гневно, -- как смеете вы?.. -- И губы мои оледенели.
-- Что угодно вашему сиятельству? -- сказал один из них, подошед ко мне, с насмешкою, -- это поле наше!
Его насмешливый вид привел меня в себя.
-- Как ваше?
-- Крестьянин вашего сиятельства Иван сказал нам, что вы вдруг разбогатели, а потому никак не хотите носить имени хлебопашца: оно очень для князя подло. От имени вашего сиятельства продал он нам это поле, и мы дали ему при многих свидетелях выговоренные деньги.
Он замолчал и улыбался. Презрение сего человека не допустило меня до отчаяния. Побег Ивана ясно доказывал его правду. Я скрепился и, по-видимому, довольно равнодушно поворотил в деревню. Долго слышал я хохот, меня провождавший. "Прощайте, ваше сиятельство, -- кричали они вслед, -- счастливый путь вашему сиятельству!"
Пришед домой, я не мог долее вытерпеть: повалился на пол брюхом и через час только мог порядочно мыслить. Боже мой! как было грустно тогда моему сердцу! У меня всего оставалась от движимого имения одна корова. Я умолял Марью не уморить и ее с голоду, как сын ее уморил лошаденку.
Несколько дней пробыл я в жестоком унынии. Сиятельная моя Феклуша нередко приходила ко мне в дом напоминать о моем обещании. Я терзался и, сколько мог, откладывал.
В один вечер, сидя печально у окна, размышлял я о горестной своей участи и способах ее поправить. Тщетно ломал я голову; ничего, совсем ничего на ум не приходило. Вдруг подошла ко мне Марья:
-- Ваше сиятельство!..
-- Поди к черту, где и сын твой!
-- Я не с тем сказала, чтобы оскорблять вас. Я хочу пособить вам своими советами. Мне кажется, вы теперь заботитесь о поправлении своего состояния?
-- Легко быть может!
-- Я вам скажу вернейший к тому способ!
-- Вернейший способ? -- вскричал я, вскочив, -- вернейший способ? А в чем, по твоему мнению, состоит он?
-- В женитьбе!
Я остолбенел! Слово "женитьба" было громовым для меня ударом. Мне представилось, что княжна Феклуша как-нибудь прельстила ее говорить мне о женитьбе в то время, когда ей самой некогда было.
-- Чтоб черт побрал таких советниц! -- сказал я, отворотясь и держась за затылок.
-- Почему же не так, -- сказала Марья снисходительно, -- например, если на примете девица честная, умная, трудолюбивая, деятельная...
-- Да, очень трудолюбива, деятельна.
-- И, сверх того, довольно богатая!
При слове "богатая" вытаращил я глаза,
-- Что же, разве не так? Разве Мавруша, дочь нашего старосты, не такова?
Я был в неописанном изумлении.
-- Дочь старосты? -- сказал я сквозь зубы, заикаясь.-- Да кто велит ему отдать дочь за такого, как я?
-- Довольно, что вы ей нравитесь, -- отвечала весело старуха. -- Вы в глазах ее отличный жених, и она, -- скажу наперед, что я с нею обо всем переговорила, -- она обнаружила крайнее желание быть вашею женою и княгинею, а достатка у нее довольно, чтоб вести себя сообразно такому знатному званию. Не сомневайтесь в успехе! Завтре -праздничный день: оденьтесь почище, подите прежде в церковь усердно помолиться, а потом и к старосте.
Марья удалилась, а я начал приготовляться. Вынул мундир прадеда моего, служившего в каком-то полку унтер-офицером: осмотрел его хорошенько, и он мне показался самым свадебным; снял с гвоздя тесак, почистил суконкою и выколотил пыль из шляпы. Словом, я представлял крайнее удивление крестьян, когда увидят меня в сем наряде, и особливое желание старосты выдать за меня дочь свою. А легши в постель, я мечтал: "Итак, я женюсь на Мавруше! А как скоро женюсь, то денег у меня будет довольно, да и довольно. Сей же час куплю место в городе и построю дом, потому что и подлинно князю Гавриле Чистякову в деревне жить не совсем прилично. Моя княгиня нежного сложения; она не привыкла ни жать, ни полоть, ни платье стирать; ее дело -- наряжаться, поплясать и песенку пропеть".