— Что это сделалось, — вопила она, — с вашим сиятельством?
— Ничего, — отвечал я, — где сын мой Никандр? Я хочу видеть сына моего, хотя бы звали его не только Никандром, но и еще чуднее!
Жена, гостья и Марья ахали и крестились. Я побежал в спальню, схватил дитя на руки, вылетел, как стрела, на двор и что есть мочи кричал: «Это мой сын Никандр, Никандр!» Феклуша и княжна упрашивали меня войти в избу и не отдавать себя и сына на позор целой деревне, ибо они считали меня в отчаянии и помешательстве; но я не переставал кричать громче прежнего: «Это мой сын Никандр!»
Мало-помалу скопилось множество народу у моих ворот. Я у всякого спрашивал: «Знаешь ли, как зовут моего сына? Никандром; да, княжны и князья, его зовут Никандром!» Все качали головами, опускали руки и уходя говорили друг другу тихо: «О, бедный, взбесился, и не мудрено; до чего не доведет бедность?»
Когда так торжественно всем повестил я сам, что сына моего зовут Никандром, они удалились от ворот, и я вошел в комнату довольно покойно и отдал плачущей княгине дитя.
— О чем ты плачешь, — спросил я, — и тогда, когда надобно благодарить бога и веселиться?
— Поди успокойся, любезный мой князь; может быть, несчастию и пособить можно. Княжна говорит, что и не такие дела делают за деньги. Поди усни.
— Ничего не надобно, — вскричал я. — Хотя бы поп дал сыну имя еще необыкновеннее, то и тут переменять не надобно. Ты ошибаешься, друг мой, не чудное имя сына привело меня в такое восхищение, которое ты почитаешь сумасшествием, а знай: я нашел клад!
— Клад! — вскричали все: княгиня — оторопев и взглянув на меня с недоумением, как бы почитая это изобретение новым признаком сумасбродства; Марья — присевши от страха по необыкновенности случая; княжна — помертвев от зависти, как мне показалось; а все три раз по десяти произнесли: «Клад? ахти!»
— Уж не давешний ли старик помог вам, князь, — сказала Марья с робостью. — Не ворожея ли он какой, не колдун ли?
— Пусть он колдун или еще и больше того, а только действительно он помог найти клад!
— Так, — продолжала Марья, — верно, чернокнижник: я заметила, он с большим прилежанием читал какие-то претолстые книги.
Слово «чернокнижник» привело меня в смятение. Мне сейчас представилось, с какою щедростью заплатил он мне за книги. Я взглянул на Марью пасмурно и не мог отвечать ей.
Скоро княжна Макруша раскланялась; но, как приметил я, без прежней искренности и довольно холодно. О зависть! что ты делаешь? Как издеваешься над сердцами человеческими?
Как только вышла сиятельная гостья наша, я наскоро рассказал жене и Марье о своей находке и показал деньги. Все мы дивились или глупости, или непомерной щедрости купца, или и подлинно великому, но сокровенному достоинству книг наших.
— Это недаром, — говорила со вздохом Марья, — верно, он чернокнижник.
— Хотя бы он был сам злой демон и тогда, если начнет делать людям добро, переменится он в ангела, — сказал я сердито и побежал к другу моему жиду Яньке. Он крайне радовался счастливой перемене моего состояния, обещался пособить советами в заведении хозяйства; но никак не хотел взять от меня той суммы, в чем заложено было платье жены моей и что переменил я коровою.
— Янька! — сказал я несколько горячо. — Когда я был беден до нищеты, не краснеясь принимал от тебя дары твои. Когда я теперь слава богу… то ты не обижай меня отказом.
Янька взял деньги и обещал прийти ко мне на вечер праздновать крестины. «Вы, князь, ни о чем не беспокойтесь! Со мною будет всего довольно!»
Мы расстались веселы.
Глава XVIII
Чернокнижник
Возвратясь домой, я был вне себя от радости.
— Ну, жена, с Янькою я квит; теперь можешь ты наряжаться в розовое платье, не краснеясь от стыда, и белое, не бледнея от злости. Все наше, и никому ничего не должны! Теперь посоветуем, как нам вести хозяйство. Я думаю нанять работника и девку в помощь Марье, а она станет смотреть за домашним хозяйством и нашим наследником, меж тем как мы по наступлении, бог даст, весны и лета будем работать в поле.
— Изрядно, — сказала жена, которая в теперешних обстоятельствах никак не хотела забыть, что она — урожденная княжна Буркалова и настоящая княгиня Чистякова. — Изрядно, друг мой, это все хорошо; но у Мавруши, дочери Старостиной, такой прекрасный сарафан из голубой материи, что нельзя не прельститься. — Она потупила глаза.
— Прельщаться вредно, — сказал я очень философски. — Если б не эта беда, не вытоптал бы я своего огорода.
Замолчав на несколько времени, опять принялись говорить о будущем богатстве.
— Уже мы перестроили дом и сделали новый час от часу огромнее; поля наши неизмеримы, стада неисчетны, слуги блестят в золоте и серебре, и, наконец, мы поехали в карете, запряженной шестью вороных коней, — сказал я улыбаясь.
— Нет, белых, — отвечала жена доказательно. — Это гораздо приличнее; на мне будет белое платье, белая шляпка, так следует и лошадям быть белым.
— Ты совсем не имеешь вкуса, — сказал я, подняв нос с важностию знатока, — надобно смотреть на симметрию; и лысый дьячок Яков это очень хорошо рассказывает, а ему можно, кажется, больше верить, нежели кому-нибудь другому; он бывал в Москве и очень недалеко от самого Петербурга.
Пораженная моим доказательством, княгиня не знала, что и отвечать; но призналась с невинностью, что слово «симметрия» для нее не очень понятно!
— Давно бы об этом сказала, — подхватил я. — Все тебе растолкую. У тебя черные глаза, черные брови, черные волосы, а потому и лошади должны быть вороные! Вот тебе и симметрия! Понимаешь?
Несмотря на превосходную симметрию и важный вид мой, мы никак не могли согласиться; у каждого в голове была своя симметрия. Спор становился горячее, час от часу запальчивее; наконец, дошло было до того, что я почел за нужное поднять прародительский жезл и хотел сделать симметрию между им и спиною моей княгини, как вдруг отворяется дверь, и удивление мое было немалое, увидя, что вошли староста, человека три десятских, человек пять князей с пасмурным и величавым видом.
— Добро пожаловать, почтенные господа, — сказал я, упрашивая их сесть. Я был уверен, что они пришли поздравить меня с благополучием, и намеревался принять самый боярский вид. — Что скажете, милостивые государи, новенького?
Староста. Да, ваше сиятельство, мы слышали некоторую новость о вашем обогащении! Дай бог, только бы это было законным образом!
Я. Я очень рад, любезный Памфил Парамонович! Бог благословил меня нечаянным образом. Теперь у нас с женою идет разноголосица, как устроить хозяйство. Она хочет так, а я иначе. Вы кстати пожаловали. Будучи такой мудрый человек и зная совершенно политику унаваживать землю, пахать, сеять и жать хлеб, вы, конечно, подадите мне благоразумный совет.
Староста. Не хвастовски сказать, я в этих делах из первых знатоков в деревне и не откажусь пособить вам, как скоро вы удовлетворительно будете отвечать на мои вопросы.
Я (с удивлением). Вопросы? В чем?
Староста. Вы знаете, думаю, что у меня есть наставление или инструкция от земского суда, в которой именно предписано мне иметь неослабный надзор над всеми, между прочим и ворожеями, колдунами, оборотнями.
Я. Хорошо, господин староста.
Староста. А под сими титлами разумеются с позволения вашего и чернокнижники.