5 июня Центркомдезертир издал инструкцию по проведению кампании добровольной явки дезертиров. Рекомендуя проведение широкой разъяснительной работы в деревне, инструкция подчеркивала необходимость осторожного применения репрессивных мер, чтобы не вызвать осложнений. Так лишение земельного надела могло производиться лишь временно, до явки дезертира[1355]. Тогда же местные органы госконтроля получили циркулярное письмо за подписью И.А. Данилова, в котором предлагалось упорядочить работу органов социального обеспечения, т. к. беспокойство за необеспеченность семей являлось одной из причин дезертирства. Пособия семьям красноармейцев, указывалось в письме, должны были выдаваться не позднее месяца со дня призыва[1356]. Наркомзем распорядился создать в уездах и волостях комиссии из представителей военкоматов, земотделов и семей красноармейцев для выяснения нужд служащих в Красной Армии и добиваться удовлетворения их в первую очередь, не допуская волокиты, канцелярщины и халатности. Комиссии по борьбе с дезертирством должны были контролировать собесы и земотделы[1357]. За халатность и бездействие губкомдезертир мог привлечь органы собеса к суду[1358]. В качестве агитаторов рекомендовалось привлекать работниц и крестьянок, особенно жен красноармейцев. Разъяснительная работа и преследование дезертиров в деревне развернулись в невиданных ранее масштабах.
Одновременно с расширением политической работы были усилены репрессивные меры. Сопротивление крестьян мобилизации стало квалифицироваться центральной властью как бандитизм и уголовщина. 20 июня 1919 г. ВЧК и комиссиям по борьбе с дезертирством было предоставлено право расстрела за бандитизм и пособничество бандитам.
При каждом отряде губкомдеза находилась выездная сессия революционного трибунала для открытого суда над дезертирами и бандитами. Эти сессии, писал С. Оликов, работавший в комиссии по борьбе с дезертирами Орловского военного округа, были своеобразными “митингами-летучками”, преследовавшими пропагандистские и агитационные цели. Они проводили опрос дезертиров, свидетелей, затем выступали обвинители и защитники, выслушивались высказывания и возражения населения. Часто суды превращались в митинги, где выяснялся основной вопрос: “Зачем воевать?” Это были суды не столько над личностями дезертиров, сколько над контрреволюционными настроениями и над причинами, вызвавшими дезертирство, а также над темнотой и “слабостью воли” дезертиров. Приговоры обыкновенно носили условный характер, с предложением идти на фронт искупать вину[1359].
Вот типичный пример работы комдеза летом 1919 г. в одной из зажиточных волостей Ливенского уезда Орловской губернии, переполненной дезертирами. Прибыв в волость, комдез призвал их к добровольной явке. Но деревни словно вымерли — люди спрятались, скот угнали, на избах замки, говорить было не с кем. Председатель волисполкома подтвердил, что дезертиров много, но население твердо решило не выдавать их. Начальник отряда расклеил извещения, что если через 4 часа дезертиры не явятся, приступят к описи имущества и отправке его в уезд. Население стало возвращаться, но без дезертиров. Отряд в переговоры не вступал. По истечении срока приступили к описи и погрузке имущества. Через час после этого население потребовало начальника отряда на сход. После короткой беседы постановили: “Всем дезертирам идти на фронт”. Имущество было возвращено. Дезертиры с песнями пошли в Ливны. По дороге к ним присоединялись толпы дезертиров из соседних сел. Через день 7 тысяч дезертиров вернулись в Ливны[1360]. В Рязанской губернии около 11 тысяч дезертиров добровольно явились в армию[1361]. Крестьяне Краснококшайского, Демяновского, Холмского, Кирсановского, Калужского и других уездов обязались сами развернуть беспощадную борьбу с дезертирством и привлечь уклонившихся от призыва к строжайшей ответственности[1362]. В июне было задержано 44 тысячи дезертиров, а добровольно явилось 156 тысяч. Из них злостными (т.е. уклонившимися от призыва или дезертировавшими более двух раз, уносившими оружие, снаряжение, враждебно относившимися к Советской власти) были признаны 8 тысяч, дезертирами по слабости воли — 192 тысячи[1363]. Срок добровольной явки дезертиров продлевался несколько раз. По данным семи военных округов на 26 июля 1919 г. добровольно явилось и было задержано 380 597 дезертиров. Из них добровольно явилось 47%[1364].
1362
Там же. Ф. 9. Оп. 8. Д. 162. Л. 129, 130; Гимпельсон Е.Г. Советы в годы иностранной интервенции и гражданской войны. М., 1967. С. 298, 299.