Большевики к Февральской революции пришли по существу без аграрной программы. Принятая еще в 1906 г. IV Объединительным съездом меньшевистская резолюция по аграрному вопросу не отвечала целям большевиков и потому не пропагандировалась ими.
Утвержденная на Апрельской конференции 1917 г. большевистская аграрная программа содержала требование конфискации помещичьих земель и национализации всех земель, что в наибольшей степени отвечало настроениям общинного крестьянства. Конференция высказалась за создание Советов крестьянских депутатов, крестьянских комитетов и других органов местного самоуправления, независимых от помещиков и чиновников[21]. Взрывную силу несло требование немедленного перехода земли к крестьянам. На конференции Ленин говорил о возможности аренды национализированной земли, запрещении субаренды[22]. Но предложенный Лениным способ использования конфискованных земель через “образование из каждого помещичьего имения достаточно крупного образцового хозяйства, которое бы велось на общественный счет Советами депутатов от сельскохозяйственных рабочих”,[23] не давал ощутимых выгод крестьянам, оставляя их, по существу, без земли. Фактически, этот острейший вопрос практической жизни крестьян не находил отражения в программе большевиков. Оставался неясным и вопрос о судьбе крестьянских земель.
Программа большевиков давала веские основания их идейным противникам обвинять их в непонимании аграрно-крестьянской проблемы, в анархизме, подрыве производительных сил страны, в желании “выварить крестьян в фабричном котле” и пр.
На крестьянских съездах центральных губерний России, прошедших в марте-мае 1917 г., большевики были представлены единицами участников лишь на 19-ти съездах.[24]
Земельные требования большинства российского крестьянства находили наиболее полное отражение в эсеровской аграрной программе. Но и большевистские лозунги немедленного, не дожидаясь созыва Учредительного собрания, захвата частновладельческих земель были близки крестьянам.
Крестьянам хватило двух месяцев для слома сословной системы власти. Кадетская печать отмечала, что революция смела старые сословные учреждения как карточный домик.[25] Крестьяне были непримиримы к старым органам власти, ибо в них они были сословием неполноправным. Волостные и сельские органы крестьянской власти создавались под разными названиями: комитеты народной власти, союзы, советы и др. С апреля за ними утвердилось название временных исполнительных комитетов. Они были созданы не менее чем в 15 тысячах волостей России.
Министр юстиции А.Ф. Керенский констатировал в апреле, что старые органы местного управления исчезли без всякого следа.[26] В Вологодской губернии, например, большинство волостных комитетов — 75% — было создано по инициативе самих крестьян и только 25% по указке властей.[27] В других губерниях положение было аналогичным. Стихийность и быстрота смены властей свидетельствовали о назревшей потребности в новых органах власти в деревне и необходимости этой формы крестьянской самоорганизации.
Правительство же считало крестьянские комитеты временными органами власти, которые должны быть вскоре заменены всесословными земствами. Эту позицию разделяли все партии, кроме большевиков, хотя ряд крестьянских съездов высказался против всесословных земств, опасаясь восстановления власти помещиков.
Острая борьба развернулась за социальный состав волостных органов власти. Идея всесословности, скомпрометированная в земствах, не вызывала энтузиазма у народных низов. В сообщениях с мест, поступавших в Министерство внутренних дел, отмечалось, что малоземельные и безземельные крестьяне при выборе комитетов выражают недоверие помещикам, кулакам, интеллигенции. Крестьяне Воронежской губернии “взяли на подозрение учителей, врачей, агрономов; не доверяют их объяснениям, но охотно слушают большевистских агитаторов и солдат”[28]. Комиссар Керенского уезда Пензенской губернии доносил, что волостные комитеты часто переизбираются и организуются “кое-как, так как в них частные землевладельцы, интеллигентный класс, отрубники, вообще более умеренные элементы почти не допускаются; в волостные комитеты попадают самые непримиримые, ничего не имеющие крестьяне”.[29]
24
Малявский А.Д. Крестьянское движение в России в 1917 г. Март-октябрь. М., 1981, с. 381-383.