— Только не говори об этом Олимпии, а то заставит согласиться.
— А ты не хочешь?
— Не хочу и не могу. Но согласен на макароны.
Неаполь не принёс ему физического и душевного отдохновения, на которое он рассчитывал. Спустя два месяца он вернулся в Болонью больной и грустный, как и прежде. Утешение и новые заботы он нашёл, однако, когда взялся за дела Музыкального лицея, где учился и куда его пригласили руководителем, чтобы вывести это учебное заведение из печальной летаргии, в которой оно пребывало. С энергией, какой от него никто не ожидал, и решимостью, какая необходима, чтобы не допускать в искусстве компромиссов, он за несколько лет вернул лицею его былую славу. Новые, строго подобранные педагоги, новые методы преподавания, возобновление еженедельных концертов, приток новых учащихся — свыше ста человек, — привлечённых его волшебным именем... Россини опять увлёкся музыкой, вновь позволил искусству завладеть собой. Но ни о театре, ни об опере и речи быть не может! Вот уже двенадцать лет он не пишет музыку и слышать не хочет никаких разговоров на эту тему!
Знаменитого бельгийского музыковеда Фетиса, которых! приехал в Болонью навестить Россини п который давно не виделся с ним, очень удивило и опечалило плачевное состояние маэстро.
— Я был горестно поражён, увидев его таким похудевшим. Он сильно постарел, движения его стали затруднёнными, медленными. Болезнь, начавшаяся ещё в молодости, довела его до такого печального состояния, которое ещё больше ухудшилось от горя из-за потерн отца. Потому что этот человек, которого считают эгоистом, всегда был очень любящим сыном.
Фетис находил, что Россини, несмотря на слабость, был активнее, чем прежде, когда ничем не болел. Он занимался лицеем с большой любовью и достиг превосходных результатов.
— Всё лето, — говорил Фетис, — он живёт в загородном доме, но почти каждое утро приезжает в Болонью в своей уже знаменитохг коляске, запряжённой парой лошадей, приходит в лицей, навещает друзей, потом возвращается в деревню, где нередко принимает за обедом иностранцев и некоторых болонских друзей.
Однажды Фетис спросил его:
— Если вы больше не хотите писать для театра, почему бы вам не сочинять духовную музыку? Вы бы, несомненно, создали нечто совершенно новое, достойное вашего имени.
— Я? Духовную музыку? — скромно потупясь, с иронией переспросил Россини. — Чтобы писать духовную музыку, нужно быть музыкантом, образованным музыкантом. Вы считаете, что это относится ко мне? Слава богу, я не пишу больше музыки.
Бельгийский гость притворился, будто поверил, но он знал, что как раз в это время Россини вёл переговоры с французским издателем Трупена о публикации своей мессы «Стабат матёр». Произошёл ряд событий, которые вынудили Россини снова взяться за перо и сочинять музыку вопреки всем своим заявлениям.
Тот богатый прелат из Мадрида Варела, для которого Россини писал в 1832 году «Стабат матёр», недавно скончался, оставив всё своё состояние беднякам. Среди бумаг покойного душеприказчики нашли рукопись Россини и, считая, что она составляет часть наследия, продали некоему французу, который, в свою очередь, уступил её издателю Оланье, одному из соперников Трупена, за шесть тысяч франков. Когда Россини узнал об этом, он через суд запретил Оланье публиковать и исполнять его музыку, заявив о своём праве собственности на неё, поскольку речь шла о личном подарке, какой он сделал мадридскому архидиакону. Кроме того, из десяти частей «Стабат» только шесть были сочинены им, и он не хотел, чтобы под его именем появлялась музыка, написанная Тадолини.
Начались судебные тяжбы, процессы. Чтобы доказать свою правоту и чтобы «Стабат» действительно была целиком его произведением, Россини вынужден был пересмотреть партитуру, написанную в своё время наспех, лишь бы сдержать слово, и сочинил новые четыре части вместо тех, которые дописал Тадолини. Задето авторское самолюбие.
Тем временем Россини продал «Стабат» Трупена, и тот от его имени выиграл процесс. Тогда Оланье, видя, что ускользает счастливый случай заработать большие деньги, при содействии своего компаньона Шлезингера, владельца «Ревю э газетт мюзикаль», выступил против Россини с резкими и злобными нападками.
«Стабат матёр», родившаяся таким странным образом и имевшая столь необычную судьбу, не сразу стала достоянием публики. Первое исполнение девяти частей состоялось в октябре 1841 года в домашнем концерте у маэстро Циммермана. Впечатление, какое произвело это сочинение на узкий круг слушателей, было столь сильным, что братья Эскюдье, издатели «Франс мюзикаль», купили за восемь тысяч франков у Трупена разрешение исполнять «Стабат» в Париже в течение трёх месяцев. И действительно, после показа нескольких частей мессы для критиков я журналистов она впервые прозвучала целиком 7 января 1842 года в зале Вантадур, где теперь размещался Итальянский театр. Мессу исполнили синьоры Джульетта Гризи и Альбертацци, тенор Марио[88], бас Тамбурини — несравненный квартет. Исполнение превосходное.
88
Марио, настоящее имя Джованни Маттео Де Кандиа (1810—1883) — итальянский певец, обладавший кристально чистым голосом, прекрасной артистической внешностью. Выступал в Петербурге в 1849—1853 и 1870 году.