— Ждать? Нет, нет! Я молод, я не могу ждать. Это роскошь, которую могут себе позволить только пожилые люди. Можно лишь чертыхаться, что нужно писать музыку на такие паршивые стихи.
Открыв наугад либретто, Джоаккино читает: «Слова твои вливают в меня любовный жар, и я подозреваю... Ах, что? В груди пожар». Отменная скотина!
— Кто?!
— Поэт!
— Почему?
— Потому что написал такие стихи и предложил эту дурацкую историю — влюблённый, чтобы избавиться от соперника, заставляет его поверить, будто девушка, за которой тот ухаживает, не девушка, а переодетый евнух. Какой «странный случай»! Как гениально! Как тонко! Но ведь это же идиотизм! Разве не так?
— В общем-то так. Но если это интересно закручено...
— Закручено это безобразно и не очень пристойно.
— Минуточку. Есть выход из положения. Если учесть, что нам некогда искать другое либретто... Напиши красивую музыку, и никто не обратит внимания на плохие стихи.
— Именно это я и попытаюсь сделать. Но повторяю: позор, что композиторы вынуждены писать красивую музыку лишь для того, чтобы публика не замечала чьих-то плохих стихов. Рано или поздно нужно покончить с этим безобразием! И если бог даст мне силы...
Так или иначе Джоаккино принимается писать музыку. Но вдохновляется он не корявыми стихами и глупейшими ситуациями либретто, а чудными, лукавыми, пылко зовущими к любви глазами Марколини, которая всё больше доказывает ему, что стала доброй, верной подругой. Поцелуй — и рождается кабалетта. Объятие — и вот уже готова ария. Интимный разговор без свидетелей — и вот он, маленький дуэт для сцены в сопровождении струнных. Опера писалась легко и быстро, словно плыла на волнах нежности.
Однако нужно было дирижировать и другими операми, идущими в театре. И Джоаккино находит время для всего. Прежде всего для любви. А уж потом для сочинения своей оперы, для репетиций и для опер других композиторов. Вот так он подготовил постановку оперы маэстро Португала «Любовь не покупается за золото» и оперы Павези «Сер Маркантонио», которые под его управлением имели у публики успех. А вечером 29 октября 1811 года в театре Корсо идёт «Странный случай», опера в двух актах синьора маэстро Джоаккино Россини под управлением автора».
Комедия глупая, но музыка — свежая, молодая, искрящаяся вдохновением, полная взлётов и мелодических находок, до дерзости богатая поразительными мелодиями. Автор превосходно подготовил её на репетициях, хороши были и певцы, особенно восхищала прекрасная Марколини, вызывая бурные аплодисменты публики.
После каждого акта было множество вызовов. Молодой Россини торжественно выходил на сцену вместе с певцами и раскланивался перед публикой. Он вёл за руку примадонну, свою примадонну. Не замечая окружающих, счастливые, упоенные любовью и успехом, они переговаривались тут же, на сцене, на глазах у всех.
— Это твой успех, Мария! Ты — сокровище!
— Это успех твоей музыки, любовь моя! Не видишь разве, что публика в восторге и все женщины глядят только на тебя! Ох, смотри, будь осторожен, а то я начну сводить счёты!
— Охотно! Я знаю, как ты делаешь это, и согласен на всё!
— Берегись!
Занавес опускается. Диалог продолжается за кулисами, а потом дома у певицы, куда удаляются счастливые влюблённые.
Однако утром их ожидает сюрприз. Префект полиции нашёл, что комедия непристойна, а некоторые стихи скабрёзны и просто неприличны. Спектакль запрещён.
После такого шумного успеха! Это катастрофа. Импресарио безутешен. Россини в отчаянии, у Марколини нервный срыв. Притворный, но срыв. Россини ещё больше отчаивался бы, если б не утешения Марколини, которая, придя в себя после укрощения своих нервов, советует ему сходить к префекту и поговорить с ним.
Префект очарован молодостью и отвагой композитора. В тексте делаются купюры, убираются неприличные двусмысленности, меняются некоторые реплики, и исключительно из уважения к прекрасной музыке, чтобы композитор получил справедливое удовлетворение, разрешаются ещё два спектакля. Но только два!
— Потому что, — объясняет префект, — комедия совершенно непристойна. И я даже удивляюсь, что вы согласились писать музыку на такие пошлые стихи!
— Синьор префект, как только вы предложите мне хорошее либретто, я тотчас же вышвырну в окно «Странный случай».
Однако запрещение спектакля безмерно огорчает его. Тем более досадно, что на следующих двух исполнениях оперы она нравится публике всё больше и больше. И Марколини в ней великолепна. Как жаль, как обидно отказываться от аплодисментов! А они, аплодисменты, уже начинают нравиться ему. Они греют душу, жизнь становится радостнее и веселее. Но теперь он вынужден дирижировать операми других композиторов, которые идут как раз в те самые вечера, когда должна была исполняться его опера. Он совершенно убит.