— Ив несчастьях есть своя доля сладости! — воскликнул маэстро, первым вонзая нож в своего обсахаренного «Кира».
Тем временем из Венеции пришло предложение написать ещё одну оперу-буффа для театра Сан-Мозе. Венеция, похоже, полюбила молодого маэстро, получившего у неё крещение. Россини нужно было сочинить комический фарс в одном акте, сюжет которого либреттист Джузеппе Фоппа извлёк из какой-то французской комедии. Обычная любовная интрига — старый опекун хочет жениться на молоденькой девушке, но она в конце концов, и это естественно, выходит замуж за своего возлюбленного.
Опера называлась «Шёлковая лестница», и Россини поставил её в мае 1812 года. Успех был не совсем убедительный, потому что некоторые зрители выразили недовольство чересчур громкой музыкой и не желали мириться с властной, прямо-таки дьявольской весёлостью нового маэстро, который, не подчёркивая, что выступает новатором, запросто расправлялся с традицией. Аплодисменты, однако, заглушили протесты, и автора, как писала одна газета, «очень горячо приветствовали и бурными аплодисментами вызвали на сцену по окончании спектакля, и тщетными оказались нападки не столь уж многочисленных его противников».
Россини со своего места за чембало в оркестре с тревогой отмечал эти первые признаки надвигающейся грозы. Ещё один провал после «Кира» для него весьма нежелателен. Как он ни пытается пренебречь мнением публики, всё же предпочёл бы не коллекционировать неудачи. Но «Шёлковая лестница» вовсе не поражение. Опера с успехом шла до середины июня, и впервые одна газета после того, как нашла в опере «нечто волшебное, что внезапно возбуждает публику и вынуждает её аплодировать», рискнула «увидеть в Россини крепкую опору итальянской сцены».
«Как опора я, однако, зарабатываю слишком мало, — писал маэстро матери. — «Лестница» принесла мне всего двести пятьдесят лир. Слава богу, конечно, что и они есть, но ежели бы я вместо того, чтобы писать оперы, посвятил себя пению, я заработал бы в пять раз больше».
Неожиданно в Венецию, где он живёт, наблюдая за тем, как идут спектакли «Шёлковой лестницы», приходит известие из Рима о том, что там с прекрасным успехом прошла его и в самом деле первая опера, сочинённая в Болонье, когда ему было четырнадцать лет, ещё до поступления в Музыкальный лицей, — та самая онёра «Деметрио и Полибио», которую он написал для тенора Доменико Момбелли и его оригинальной музыкальной семьи, составляющей почти полную и притом превосходную оперную труппу: Момбелли — тенор, дочери Эстер — сопрано и Анна — контральто, жена Роза — певица и поэтесса.
В самых восторженных выражениях Момбелли сообщает ему о большом успехе оперы. Написанная шесть лет назад, она была поставлена в мае 1812 года на сцене римского театра Валле. Публика и критика нашли её очаровательной. Россини был в театре в тот момент, когда ему вручили письмо. Вытаращив от изумления глаза, он читает газету, которую славный Момбелли вложил в конверт. Он тут же рассказывает певцам о большом успехе и начинает читать вслух рецензию:
— «Опера-сериа «Деметрио и Полибио»...
— Как? Опера-сериа? Ты написал оперу-сериа?
— Да, вы удивлены? Я умею заставлять людей смеяться, но могу и заставить их страдать.
— О да! Нас, певцов, ты действительно частенько заставляешь страдать из-за сложностей твоего стиля!
— Не говорите так. Просто вы никогда ещё не встречали в театре ничего более естественного и непринуждённого. Но дайте же мне дочитать! «...Опера встретила самый горячий приём. Красота музыкального произведения не оставляет ни одной лакуны в ушах тонких знатоков и любителей».
— Что верно, то верно! Ни одной лакуны не оставляешь, столько шума и грохота в твоей оркестровке!
— Да не мешай ты ему читать!
— Минутку! — Россини обращается к тому, кто упрямо перебивает его. — Ты должен благословлять этот мой шум и этот грохот, потому что они милосердно заглушают твои фальшивые ноты.
— А ну-ка повтори, что ты сказал!