Кто встречал его, говорят, что это высокий молодой человек, очень, просто очень симпатичный, весёлый, улыбчивый, в речи его слышен болонский акцент, он необычайно остроумен, любит жирную пищу и худеньких женщин, но не пренебрегает и полными.
Певцы и музыканты рассказывают, что на репетициях с ним очень весело, но когда речь идёт об исполнении, шутки в сторону — он исключительно требователен. За несколько дней у него появилась целая компания друзей из самых богатых семей, он охотно принимает приглашения, много ест, мало пьёт, но любит, чтобы вина были хорошие. Говорят, что, приезжая в какой-нибудь город, он первым делом пишет матери в Болонью. Он очень любит её.
* * *
И вот настаёт день премьеры.
Гостиницы переполнены людьми, приехавшими из соседних сел и городков. В конюшнях не хватает места для колясок. На улицах оживлённо, как в праздник. Кафе заполнены странными посетителями — они громко кричат, жестикулируют, спорят. Многие выдают себя за знатоков музыки, немало и таких, кто хвастается личной дружбой с маэстро, но ещё больше тех, кто возмущается, что не досталось места в театре, и всё из-за того, что поздно приехали. Импресарио обещал места на завтра, но — может быть!.. А если нет, так это прямо-таки трагедия, потому что неизвестно, будет ли маэстро и на втором представлении, ведь он приехал только поставить оперу и продирижировать премьерой. Он очень занят.
Театр переполнен так, что локтем не пошевелить. В ложах немыслимая теснота. Дамы наряжены как никогда, украшены перьями, увешаны драгоценностями. Кавалеры в цветных фраках — узкие бедра, неимоверно широкие плечи, монументальные галстуки, несколько раз обёрнутые вокруг шеи, отчего воротник лезет на голову. Зал театра — красивый, огромный, белый с золотом зал, — гордость города, жужжит точно потревоженный улей. Звучный говор публики, шум сдвигаемых стульев, хлопанье дверей, громкие шаги — всё это заглушает голоса настраиваемых инструментов.
Но вот по залу проносится шёпот. Что такое? Что случилось? Маэстро композитор сейчас выйдет в оркестр.
— Какой он? Ты видишь его?
— Красивый, но стоит спиной.
— Тогда откуда же ты знаешь, глупая, что он красивый?
— Мне говорили.
— Смотри, оборачивается. Как он молод!
— Я думала, он блондин.
— Видела? Он посмотрел на маркизу в ложе. Ого, он здоровается с ней.
— Он знаком с нею?
— Разумеется. Этот идиот маркиз пригласил его к себе и познакомил с женой.
— Не вижу маркиза.
— Он очень деликатен. Наверное, уехал.
— Тихо, он подходит к чембало.
— Маркиз?
— Как же ты глупа! Маэстро!
Тщательно расправив фалды фрака, маэстро садится за чембало и улыбается музыкантам. Те, кто поближе, слышат, как он ободряет их:
— Смелее, ребята! Да поможет вам бог!
— Только нам?
— Да, потому что за себя я спокоен.
И даёт вступление симфонии. И начинает звучать музыка, литься мелодия. Публика напряжённо внимает, готовая восхититься. А музыка шутит, смеётся, ширится, заполняет весь зал, переливается трелями — льются мелодии, доставляющие сердцу необычайную радость, и при этом как-то странно начинают дрожать колени, а к горлу подступает комок, почему-то хочется двигаться и кричать. Симфония окончена. Взрыв аплодисментов. Бис! Бис! Би-и-и-и-и-с!
Маэстро поднимается со своего места два, три, пять, десять раз, кланяется публике, улыбается.
— Какая у него чудная улыбка!
— Ты находишь? А мне кажется, он насмехается.
— Ну что ты! Ему тоже приятны аплодисменты.
— Да, но говорят, он большой шутник.
— Может быть. Однако говорят также, что в «Танкреде» он заставляет плакать.
— Публику. Однако сомнительно, плачет ли он сам!
— Тише! Тише!
Поднимается занавес. По залу проносится гул одобрения. Импресарио постарался не ударить в грязь лицом. Прекрасные декорации, роскошные костюмы. Намного богаче, чем в прошлом году. Певцы превосходны. Опера изумительна. Успех триумфальный. Аплодисменты, вызовы, вызовы, аплодисменты. По окончании спектакля публика, похоже, решила не расходиться, так долго она аплодирует.
Возле театра синьора Россини ожидает почтовая карета. Как? Прямо сейчас и уедете?
— Дела, друзья мои, дела! Завтра в полдень у меня первая репетиция другой оперы, все певцы новые, я их не знаю. А путь дальний — шестьдесят километров. Предстоит бессонная ночь.
— Ничего, зато будете почивать на лаврах.