— Сейчас я вам прочту либретто.
Россини бросил тревожный взгляд на импресарио, потом заметил, обращаясь к маркизу:
— Мне кажется, либретто довольно объёмистое.
— О, нет! — ответил маркиз. — Это же только первый акт.
— Боже милостивый! — воскликнул Россини. — А остальные?
— Не беспокойтесь. Они здесь. — И маркиз извлёк из ящика ещё две такие же толстые пачки.
Россини схватился за сердце, словно ему стало плохо. Потом рискнул спросить:
— А как называется либретто?
— «Отелло, или Венецианский мавр».
— Поздравляю! — вырвалось у маэстро, и глаза его полезли на лоб.
— Благодарю! — ответил маркиз, будучи хорошо воспитанным человеком, и объяснил: — Поскольку вам нужна трагедия, я решил взять одну из самых великих — у Шекспира.
И он принялся читать либретто, поначалу неуверенно, но потом увлечённо и с пылом, читал всё лучше и лучше. Россини то и дело поглядывал на импресарио, но тот не отрывал глаз от маркиза, словно заворожённый. Когда чтение было закончено, Барбайя вскочил:
— Необыкновенно! — воскликнул он.
Россини подошёл к маркизу, пожал ему руку:
— Более чем необыкновенно, замечательно. Нет нужды менять ни одной строчки.
— О, вы чересчур любезны! — воскликнул польщённый маркиз.
— Нужно только немного изменить некоторые сцены, возможно, весь второй акт, нужно добавить кое-где арии, три или четыре дуэта, несколько терцетов, а также хоровые сцены, словом, помочь мне написать музыку, а певцам исполнить свои партии. Всё остальное очень хорошо.
— Но это значит, что я должен переделать всё либретто! — пугается маркиз.
В разговор вступает Барбайя.
— Нет, не всё, но, конечно, чтобы получилась опера, мало иметь стихи, пусть даже такие превосходные, как ваши, мало иметь поэму, пусть даже такую великолепную, как ваша, нужно ещё немного музыки и пения...
— ...и действия, много действия! — добавляет Россини. — Потому что нужно, чтобы всё время что-то происходило, чтобы персонажи двигались, действовали, что-то делали. Мне кажется, у Шекспира они тоже как-то действуют.
— О да, и ещё как! — соглашается поэт-дилетант.
— И к тому же нужна — не будем забывать об этом — большая и красивейшая партия для Кольбран, — уточняет Барбайя.
— У синьоры Кольбран будет большая и красивейшая партия, об этом позабочусь я, — галантно заверяет маэстро.
— Прошу тебя, потому что иначе она не станет петь.
— Станет, станет, — уверяет Россини.
— Выходит, — спрашивает маркиз, — вы согласны сотрудничать со мной?
— Мы в восторге! — отвечает маэстро.
— И... и я действительно должен переписать всё либретто?
— Вот этот ваш вопрос меня очень радует — значит, вы уже примирились с этим.
— Примириться ещё не примирился, но если это необходимо...
— Абсолютно.
— Но это большая работа.
— Однако никак не больше поэмы, которую вы нам прочитали, маркиз.
— А вдруг у меня не получится так же хорошо, как то, что я прочитал вам?
— Не сомневайтесь, дорогой маркиз, у вас непременно всё получится, уверяю вас!
— Вы подбадриваете меня! — вздыхает маркиз.
И он переделал либретто, а Россини обещал Барбайе написать музыку за три недели. Времени оставалось мало — в начале декабря уже должна была состояться премьера.
Театр Сан-Карло, уничтоженный пожаром в феврале этого года, заново отстраивался. Ставить оперу можно было только в театре Фондо, и неаполитанцы требовали, чтобы импресарио как бы в компенсацию за менее роскошный зрительный зал дал им грандиозный спектакль.
Но можно ли быть уверенным, что маэстро сдержит своё обещание и напишет оперу за три недели? Он так легко отвлекается от работы, и предлогов для этого у него всегда так много!
— Знаешь, что я сделаю? — говорит ему Барбайя. — Ты не обижайся, но я запру тебя в твоей квартире и буду держать там, пока не закончишь оперу. У тебя будет всё, что ты пожелаешь, кроме одного — возможности покидать дом.
— Ну что ж, запирай, — ответил маэстро и так покорно, что импресарио даже был тронут.
И дней десять Барбайя был счастлив и спокоен. Когда же приблизился условленный срок, ему захотелось узнать, как продвигается работа. Он открыл дверь, ключ от которой был только у него, и вошёл в апартаменты маэстро. Но маэстро там не было. Как же так? Где он? Перепуганный Барбайя стал выяснять, в чём дело, и узнал, что маэстро регулярно каждую ночь уходил из дома через чёрный ход и возвращался только под утро. Взбешённый импресарио на другой день набросился на маэстро. Тот совершенно спокойно ответил: