Было такое ощущение, что машина не едет сама, что ее подхватил сель, поток грязной жижи с гор, и волочет, чтобы где-нибудь как следует приложить о поваленное дерево или камень, затопить холодной грязной жижей салон и убить всех, кто находится в нем.
Полицейская машина вынырнула из мглы совершенно неожиданно, настолько неожиданно, что Кузьма не успел вовремя среагировать, понять, что светлый силуэт впереди это есть полицейская машина, и он боднул ее кенгурятником в зад. Это он сделал напрасно, потому что через несколько секунд иракские полицейские уже выволакивали русских из машины, разбив стволами автоматов два окна…
— Халас! Халас![25] — закричал араб, выскакивая из машины…
Иракские полицейские, поняв, что ошиблись, оказались довольно дружелюбными малыми. Они даже угостили русских питой — лепешкой с начинкой из смеси овощей и мяса, считающейся здесь богатым блюдом, почти деликатесом…
У патруля был большой, выкрашенный в полицейские цвета «Шевроле Аваланш»[26], видимо, оставшийся от американцев. На высокой стойке стоял пулемет М240, зачехленный, около которого никто не дежурил. Русские перебрались в салон полицейского пикапа, оставив в своей только водителя…
— Здравствуйте, — старательно произнес грузный, пожилой, седоусый полицейский, явно гордясь тем, что может обратиться к гостям на их языке, на русском языке, — как поживаете? Как здоровье ваших родителей?
Брат выпучил глаза, такого он не ожидал.
— Вы знаете русский?
— Да, я учился в России. Россия — холодно.
— Али коммунист, — сказал араб.
Брат удивился еще больше.
— Коммунист?!
— Да, да… — обрадовался иракец, — коммунист. Да здравствует борьба трудового народа. Ленин — хорошо…
Брату вдруг стало очень стыдно, словно он предал этого иракца.
— Здесь больше коммунистов, чем кто-нибудь хочет признавать, — сказал араб, — люди не хотят жить при религиозном мракобесии, но они не хотят жить и при диктаторе. Капитализм не принес сюда ничего, кроме разрухи, страданий и смерти. Те, кто сейчас богат, богаты за счет даров этой земли, которые принадлежат всему народу. Ни шииты, ни сунниты, ни капиталисты не скажут такого, не будут бороться за такое. Поэтому здесь есть коммунисты, они хотят встать на правильный путь, сделать так, чтобы арабы могли гордиться своей землей. На последних выборах Коммунистическая партия Ирака получила больше десяти процентов голосов, но их у нее украли…
Брат усилием воли заставил себя вернуться к тому делу, ради которого они сюда приехали.
— Переведи ему, мы готовы дать пятьдесят тысяч американи[27], если кто-то покажет нам, где держат русских.
Араб перевел. Иракец что-то резко ответил.
— Али не хочет брать деньги. Это оскорбление для него.
— Скажи, что я не хотел его оскорбить.
Снова короткие переговоры.
— Али поможет русским просто так. Али помнит добро и хочет, чтобы русские помнили про иракцев тоже добром. Завтра Али будет знать, где держат русских.
— Скажи ему, пусть будет осторожен.
Араб перевел.
— Али всегда осторожен. Здесь в Ираке коммунистическую партию называют «партией расстрелянных». Если бы он не был осторожен, он не был бы жив…
В бурой мгле едва угадывалось пламя газовых факелов…
Грязища жадно чавкала под сапогами, в некоторых местах приходилось отдергивать ногу, чтобы не почерпнуть воды. Деревья гнулись под напором ветра с дождем, утопали в грязи. Стоило только повернуться, и грязь хлестала в лицо, попадала в глаза. В любой момент могло начаться серьезное наводнение, часть прибрежных низин уже была затоплена.
— Здесь всегда так плохо? — прокричал Брат, обращаясь к идущему первым арабу.
— Такого не было десять лет, если не больше! Аллах разгневался на распутных!
Брат ничего не понял, потому что слова унес ветер. Но заключил, что вряд ли тут часто бывает такое…
Потом они вышли на какой-то поселок — прямо посреди апельсиновых рощ, низкие, заброшенные домишки, при этом явно не самострой, построенные по какому-то проекту. Они были пусты, уже на четверть как минимум сидели в земле, еще лет тридцать — и земля окончательно поглотит их…
— Сюда!
Дома выглядели заброшенными, причем ни на них самих, ни на окружающей местности не было следов боя, обстрела, что могло быть причиной того, что они заброшены…
26
Дорогой, но очень распространенный на иранских дорогах внедорожник. Его делали как дорогой пикап на базе «Шевроле Сабербан», контрактников же привлекло то, что он единственный, у которого можно снять или сдвинуть заднюю перегородку и перебраться из салона в кузов и наоборот.