Камеры с заложниками вскрыли быстро, замки благо тут стандартные, не такие и сложные – а у них у всех были отмычки для такого дела. Заложники были в относительно хорошем состоянии, их не били. Видимо, действительно хотели обменять… да и нет тут зверей, это все-таки полицейские. Тут ничего личного, только бизнес…
Один из мужиков – фирменная рубашка из грубой ткани, джинсы, ботинки, лет пятидесяти, – подошел к спецназовцам, когда заложников уже поднимали наверх.
– Сэр, разрешите остаться…
– Кузьма, какого хрена заложник вне контроля?! – вызверился майор.
– Сэр, выслушайте! У них моя дочь, они увели ее наверх!
– У меня нет желания иметь дело с ковбоями, – резко сказал майор, – если хотите помочь, помогите своим коллегам выбраться из этого дерьма, сэр.
– Сэр, вы не понимаете, – американец резко рванул рукав рубашки, – видели когда-нибудь такое?
Брат всмотрелся. Татуировка была выполнена под часами, если часы надеть – ее не видно. Якорь, кинжал, кремниевый пистолет.
– Морская пехота.
– Разведка морской пехоты, сэр. Шесть лет во Флотской антитеррористической группе безопасности. Я могу пригодиться, сэр, наши не прилетят спасать вас, но они прилетят спасать меня. Я помню позывные и знаю, что надо сказать…
Брат молчал.
– Сэр, трое всегда лучше, чем двое. А я знаю, на что иду – этот урод спускался сюда лично. Он убил одного из ваших, я знаю. Я просто хочу посмотреть в глаза этой твари.
– Черт с вами, поднимайтесь…
Наверху Брат вручил американцу трофейный автомат:
– Восемьдесят патронов. Должно хватить. Прикроете нас на шесть. Ясно?
Американец сноровисто проверил автомат – явно не впервой.
– Как божий день, сэр…
Пленный иракец валялся рядом…
Иракцы пока не поднялись. Не пробили тревогу…
Глава иракской полиции был осторожным человеком: как они выяснили, в большом доме, где он должен был жить, он почти никогда не остается на ночь, там живут только его жены. Сам он на ночь переходит в казармы, на второй этаж, где для него выделено несколько комнат: и если будет нападение, то нападающим придется пройти набитый полицейскими первый этаж. Это если они вообще будут знать, куда именно идти. А если будут атаковать основное здание – останутся с носом. Полицейский-коммунист здорово им помог, без него они потратили бы несколько дней на разведку и все равно могли бы ошибиться…
Перед коридором, куда выходили комнаты бин Тикрити, была решетка. У решетки дежурил полицейский, причем не спал, а бдил. Оно и понятно – начальство всегда рядом и с табаньей в руках. Советских военных советников всегда удивляло, как просто решаются вопросы наказания в арабских странах: вместо того чтобы орать, сажать на губу, угрожать трибуналом – провинившегося солдата могли просто пристрелить на месте.
Полицейский прожил недолго – ствол глушителя высунулся из-за угла, негромко кашлянул выстрел, и полицейский упал со стула. В последнее время появилось немало хороших приспособлений для стрельбы из-за угла – и тот, у кого они были в ближнем бою, превосходил на две головы тех, у кого их не было…
– Кузьма, здесь!
Дело дрянное – они не предусмотрели того, что полицейский упадет со стула, и ключи останутся при нем, и до них будет не дотянуться…
Брат достал набор инструментов, начал перебирать в поисках нужного, и тут дверь впереди открылась…
Они выстрелили одновременно. В коридоре появился человек, по старой моде усатый, в халате, с пистолетом в руке. Среагировал он мгновенно, но неправильно – надо было падать назад, в комнату, может быть, пожил бы еще немного. Но он вскинул пистолет и выстрелил, и одновременно с этим выстрелил Брат. Но человек стоял, а Брат упал на пол. Минимальная цель – максимальная цель. Иракца отбросило назад: Брат догадался, что это и есть бин Тикрити. А кто тут еще будет расхаживать в дорогом халате?
Пистолет грохнул оглушительно громко.
Понеслась душа в рай.
Брат выстрелил несколько раз по замку, пули ударили по металлу, звук этот перекрыл задушенные глушителями звуки выстрелов. Пнул по решетке, та поддалась…
– Вперед!
Иранец был мертв, пули попали ему в лицо. Брат хотел было проверить помещение, из которого он вышел, но американец, позабыв всякую осторожность, прорвался первым…
Господи боже мой…
Он ожидал увидеть скверное, но то, что он увидел, он и подумать не мог про такое. Женщина была цела и даже одета, ее привязали к чему-то, напоминающему крест. Обстановка шикарнейшая – денег не пожалели. Прямо тут стоит камера, подключенная к громадной, в сто два дюйма плазме, одновременно идет и запись, и трансляция на плазму. Самое страшное на кровати – мальчик лет десяти, голый. И мертвый… видимо, задушенный, и задушенный только что…
Хотелось блевать. Хотелось выть, хотелось разрядить в урода весь магазин – только не в голову, а в живот. Чтобы помучался…
В коридоре хлопнула мина «Клеймор», раздались крики на несколько голосов. Кузьма из-за двери разрядил магазин автомата наугад, он поставил мину «Клеймор» у тела погибшего охранника, дождался, пока первые пройдут его, врезал по середине. Потом добил остальных…
– Батя, двигай давай! Чего встал?!
Майор пришел в себя. Да, надо уходить, всех похоронят.
Через первый этаж не пробиться – все уже на ногах. Сейчас очухаются от потерь и пойдут снова. Скорее всего, поднимут полицейские щиты и пойдут под их прикрытием…
А минут через пять поднимутся снайперы, и тогда – вообще не уйти…
Майор достал из кармана разгрузки несколько пластинок взрывчатого вещества пластида и готовую сеть, чтобы подключить их. В стандартное снаряжение каждого спецназовца входило до полукилограмма пластида, готового к применению.
Быстро прикрепив их на окно, он прокричал:
– Ложись!
Взрывом стекло вынесло вместе с рамой и решеткой на ней, вмонтированной в стену на отдельных штырях. Они сами едва укрылись за массивной, из настоящего дерева кроватью.
– Ветер, двор!
Пока Ветер зачищал двор, майор обратил внимание на телевизор, который искорежило и снесло взрывом. В современных телевизорах имеется целый блок памяти, на котором можно записать до тысячи часов качественного видео, а также разъемы для подключения внешних носителей. Просто так совпало – дома у майора был такой же телевизор. И блок памяти сейчас лежал у его ног. Он машинально подобрал его и сунул в карман.
– Пошли.
Он подтащил заложницу к окну и бесцеремонно выпихнул в еще дымящийся пролом.
Стук каблуков в коридоре. Дверь. Но иракские полицейские не ожидали увидеть то, что они увидели, а вот он ожидал и был готов стрелять. Короткая очередь – полицейский убраться не успел, мешали те, кто напирал сзади, так и рухнул в двери.
Майор выпрыгнул в проделанный взрывчаткой пролом, даже не видя куда.
Приземлился хорошо – ничего не сломал, не вывихнул. Двор мок в грязи, нанесенный сюда ветром песок хлюпал под ногами. Стреляли, но ничего не было видно, стреляли непонятно куда, в основном по месту, где произошел взрыв. Это было хорошо, но точно так же можно было получить пулю и от своих…
– Ветер, где ты? – прокричал майор в пустоту, и микрофон на горле подхватил его голос. Он не стрелял по одной причине – в неразберихе, в темноте стрелять будут по огневым точкам, неважно, своим или огневым точкам противника, и самый верный способ оказаться в безопасности – это не стрелять вовсе. Потом, конечно же, разберутся…
– Справа! Идем к механпарку!
– Машины заминированы!
– Все в порядке. Я разминирую одну…
Навстречу майору из темноты выскочили трое, иракские полицейские, расхристанные, без касок, но с оружием. Они не были готовы, а он был и положил их одной очередью.
В следующий момент по нему от главного здания ударил легкий пулемет, и ему пришлось уходить от огня, перекатываясь в грязи и держа свое оружие на вытянутых руках. Пулемет не затыкался – двести патронов как-никак в ленте, это тебе не фунт изюма. Пулями было насыщено все в пространстве, сам воздух был пронизан пулями, стреляли все и во всех. В возникшей неожиданно критической ситуации, как это обычно и бывает, все разом забыли все, чему их учили…