Конечно, нет оснований верить официальной версии тех времен, что курляндские Бироны — родственники французского герцогского рода Биронов. Впрочем, «генеалогическая суетность» (выражение историка Е. Карновича) вполне простительна для «нефомильного» Бирона. Вообще стремление связать свое происхождение с древним и — непременно — иностранным родом было весьма характерно для дворянства России, да и других стран. Разве можно было считать себя по-настоящему знатным, если твой предок не вышел из зарубежья, лучше — немецкого, литовского, но можно и из «знатных татарских мурз». В этом смысле Бирон мало чем отличался от Меншикова, выводившего свой род от литовского рода Менжиков, от Разумовского (фаворита Елизаветы), породнившегося в генеалогических таблицах со знатным польским родом Рожинских, или Потемкина, которому академик Миллер приискал предков в Священной Римской империи великой германской нации. Эта простительная человеческая слабость существует и ныне, чем пользуются, например, антиквары США, предлагающие большой выбор старинных дагерротипов и фотографий неизвестных дам в кринолинах и господ в цилиндрах (так и написано — «Доллар за предка»), чтобы каждый мог выбрать «предков» по своему вкусу и повесить их портреты на стене в гостиной.
В версии о происхождении Бирона, родившегося 23 ноября 1690 года, положимся на Е. Карновича, изучавшего курляндские архивы. Отец Эрнста Иоганна Бирона был корнетом польской службы, а мать происходила из дворянской семьи фон дер Рааб, и, по-видимому, род Биронов можно отнести к мелкопоместному неродовитому служилому сословию, не внесенному (по причине худородства) в списки курляндского дворянства, что и было предметом терзаний Бирона и причиной его генеалогических комплексов. У Эрнста Иоганна было два брата: старший — Карл Магнус и младший — Густав. Оба впоследствии сделали при помощи брата военную карьеру: старший стал генерал-аншефом в сентябре 1739 года, младший догнал братишку через полгода — в феврале 1740-го и, недолго побыв генерал-аншефом, умер в 1742 году8.
Известно, что Эрнст Иоганн учился в Кенигсбергском университете, но учебу не кончил. Причиной была какая-то темная история, о которой Бирон летом 1725 года писал камергеру Левенвольде, жалуясь на «тяжкую нужду». Далее он сообщал, что в 1719 году «с большой компанией гулял ночью по улице, причем произошло столкновение со стражею, и один человек был заколот. За это все мы попали под арест; я три четверти года находился под арестом, потом выпущен условием заплаты на мою долю 700 талеров штрафа, а иначе просидеть три года в крепости». И далее он просит Левенвольде замолвить за него слово перед прусским посланником в Петербурге Мардефельдом9. Левенвольде, пользуясь своим влиянием на императрицу Екатерину, вероятно, помог Бирону избавиться от долга. Не устроившись в России, Бирон вернулся в Митаву. Он был принят на службу к герцогскому двору и, воспользовавшись отъездом отозванного правительством резидента России П. Бестужева, вошел «в случай» к Анне и прочно засел в ее спальне и сердце. Бестужев, вернувшись в Митаву, увидел, что место занято, и страшно негодовал на неблагодарного Бирона. В письме неизвестному нам адресату он жаловался, понося проходимца: «Не шляхтич и не курляндец, пришел из Москвы без кафтана и чрез мой труд принят ко двору без чина, и год от году я, его любя, по его прошению, производил и до сего градуса произвел, и, как видно, то он за мою великую милость делает мне тяжкие обиды и сколько мог здесь лживо меня вредил и поносил и чрез некакие слухи пришел в небытность мою [в Митаве] в кредит»10.
Тотчас же после утверждения самодержавия Анны Бирон был вызван из Курляндии (очевидно, сразу Анна не смогла взять его с собою из-за сопротивления верховников) и приближен ко двору. 24 апреля 1730 года он получает должность обер-камергера и с этим чином, согласно поправке, внесенной Анной в «Табель о рангах», «переезжает» из четвертого во второй класс, что соответствовало гражданскому чину действительного тайного советника или генерал-аншефа (по военной иерархии). Одновременно он награждается лентой ордена Александра Невского.
В июне 1730 года Бирон был «возвышен от его Римского цесарского величества в государственные графы и пожалован от его величества своим алмазами богатоукрашенным портретом». Это было признание особой роли придворной персоны — австрийский император делал имперскими графами и князьями тех придворных русского двора, на каких указывал российский владыка. В ответ австрийский посланник граф Вратислав был награжден высшим российским орденом Андрея Первозванного. Но и фаворит обижен не был — 30 октября 1730 года он был пожалован кавалерией того же ордена. Его официальный титул полностью звучал так: «Его высокографское сиятельство, господин рейхсграф и в Силезии вольный чиновный господин (получив графское достоинство Священной Римской империи германской нации, человек приобретал тем самым владения в Империи, чаще всего — в Силезии. — Е. А.) Эрнст Иоганн фон Бирон, Ея императорского величества, самодержицы всероссийской, обер-камергер и ордена Святого апостола Андрея ковалер».
В 1737 году он достиг наконец самой желанной цели — стал герцогом Курляндским и Семигальским. Спесивое курляндское рыцарство, так долго третировавшее «нефомильного» Бирона, единогласно избрало его своим повелителем. (То, что всеми выборами дирижировал русский фельдмаршал П. Ласси, который прибыл в Курляндию, как понимает догадливый читатель, не с одним только адъютантом, право же, не стоит внимания.) И Бирон почти сразу, мобилизовав возможности российской казны и гений Растрелли, начал строить в Руентале (Рундале) и Митаве новые герцогские дворцы, чтобы поселиться в них на покое. И действительно, отсидев при Елизавете в ярославской ссылке двадцать лет, он, помилованный Петром III, поселился-таки в августе 1762 года в Курляндии, где и почил в бозе в 1772 году, восьмидесяти двух лет от роду, передав власть старшему сыну — Петру.
Бирон был женат: его избранницей в 1723 году стала фрейлина Анны Ивановны — Бенигна Готлиб фон Тротта-Трейден, которая была хотя и моложе мужа на тринадцать лет, но горбата, уродлива и весьма болезненна, что, заметим, не помешало ей прожить 79 лет. Еще до приезда в Россию супруги имели троих детей: Петр родился в 1724-м, Гедвига Елизавета — в 1727-м и Карл Эрнст — в 1728 году. И вот здесь нужно коснуться довольно устойчивого слуха о том, что матерью Карла Эрнста была не Бенигна Готлиб, а сама императрица Анна Ивановна.
Вначале я скептически относился к этому слуху, да и сейчас прямых доказательств, подтверждающих или опровергающих его, у меня нет. Но, знакомясь с документами, читая «Санкт-Петербургские ведомости», нельзя не обратить внимание на то обстоятельство, что в государственном протоколе сыновьям Бирона отведено было особое и весьма почетное место, на которое не могли претендовать дети любого заморского герцога.
В феврале 1733 года восьмилетний сын Бирона, Петр, был пожалован чином ротмистра Первого кирасирского полка, виюле того же года он был сделан капитаном гренадерской роты Преображенского полка. Особенно возрос его статус после избрания отца герцогом Курляндии. Петр стал официально именоваться «наследным принцем Курляндским», и «Санкт-Петербургские ведомости» писали о нем так часто и почтительно, что если бы мы не знали о скрытых обстоятельствах положения его отца, то могли бы подумать, что не Курляндия зависит от России, а Россия от Курляндии. Вот он в марте 1737 года, «получа за несколько дней перед тем от бывшей своей чрез некоторое время головной болезни и флюсов облегчение, своим присутствием почтил» праздник «Воспоминания учреждения» лейб-гвардии Измайловского полка, будучи его командиром — подполковником. Петру в это время только что исполнилось 13 лет. Вот 1 мая 1738 года, в годовщину коронации Анны, самым заметным событием, судя по газете, стало награждение Петра и его младшего брата — Карла Эрнста «алмазами, богато убранныя польския кавалерия» ордена Белого Орла, причем сама Анна Ивановна их «на обоих светлейших принцев высочайшею своею персоною наложить изволила».