С. Ф. Шарапов на всем протяжении своей публицистической деятельности освещал и вопросы международной политики[100], еще более активнее — в последние годы[101]. Он видел, что России предстоит война, к которой она должна быть готова, в т. ч. приобретая союзников, среди которых прежде всего видел Англию и Францию[102].
Не оставлял в последние годы жизни С. Ф. Шарапов и собственно литературного творчества, публикуя рассказы, комедию «Горчишник» и т. д.[103].
Умер Сергей Федорович «почти внезапно» 26 июня 1911 г. На собранные друзьями средства металлический гроб был привезен по железной дороге на станцию Красное. По описанию очевидца, несмотря на проливной дождь, прибытие поезда ожидали несколько сот крестьян с детьми из окрестных сел и деревень. А из Сосновки прибыло «буквально все его население со своим старостой во главе»[104].
Гроб из вагона был перенесен в здание станции, где была отслужена панихида. А затем почти все тридцативерстное расстояние от Красного до Сосновки крестьяне пронесли гроб на руках при беспрерывном пении «Святый Боже…» и «Спаси, Господи, люди Твоя.». На каждом повороте дороги процессия останавливалась и служили литии. Дорога была усыпана ельником, а перед самим имением — цветами.
Похоронен Сергей Федорович был 30 июня в селе Заборье у церкви в фамильном склепе. Похороны были скромные: «ни депутаций, ни многочисленных венков, ни казенных речей», зато встретили и проводили в последний путь «болярина Сергия», помолились об упокоении его души близко знавшие и любившие его простые русские люди. Отпевание совершали кроме местного священника отца Евгения, благочинный отец Михаил и вяземский священник (бывший священник Заборьевского прихода) отец Петр Руженцов.
После отпевания отец Петр подытожил: «Сергей Федорович умер, не оставив после себя ничего. Своими громадными талантами, своей беспрерывной упорной работой он не только не составил себе состояния, но на служение народу разорился: его труды и труды большие пошли на пользу вам: тридцать тысяч плугов из его мастерской в одном только Вяземском уезде заменили прежнюю соху и облегчили вам обработку земли, и для того, чтобы вы получили это облегчение, — он не остановился перед собственным разорением»[105].
Но в периодической печати такого единодушия, конечно, не было. Левые издания настолько были нетерпеливы, что «поспешили справлять тризну по покойном», не дожидаясь «пока гроб его будет опущен в могилу»[106]. Рядом с этим «злые издевательства над покойным кадетской „Речи“ и ее подголосков». Но не было однозначно доброго отношения к С. Ф. Шарапову и в правой печати.
Как писал друг С. Ф. Шарапова — С. К. Эфрон, «всегда и во всем искренний, Шарапов не мог укладываться в рамку, не мог пристать ни к какой партии; всегда и во всем он оставался самим собою, руководствовался и в своих писаниях, и в своих действиях только собственным умом и голосом собственной совести. Он горел любовью к своей родине, и ей он служил всю жизнь не за страх, а за совесть, посвятив ей всецело свои таланты и свой ум»[107]. «Изумительную талантливость» и «безусловную честность» Сергея Федоровича отметил его многолетний оппонент — В. В. Розанов.
Кончина С. Ф. Шарапова была замечена и в зарубежной печати, особенно славянской. Известный польский филолог, профессор Ягеллонского университета М. Здзеховский (Урсин) в Славянском клубе в Праге выступил с обширным докладом о его значении. Да и многие польские издания отдали дань благородной деятельности С. Ф. Шарапова.
Есть смысл и нам не забывать жизнь и наследие того, кто «пламенно верил», что «как бы мы низко не упали, до какой бы нищеты материальной и духовной не дошли, Россия таит в себе все нужные силы для возрождения, счастья, величия»[108].
А. Д. Каплин
Русская идеология
Самодержавие и самоуправление
С 19 ноября (1888) в Государственном Совете началось, как сообщили тогда же телеграммы, обсуждение дела великой исторической важности — проекта местной реформы, выработанного в Министерстве внутренних дел и внесенного графом Д. А. Толстым. Прошло уже почти полмесяца с этого дня, и ни в одной газете нет известий о ходе дела. Прекратилась даже ожесточенная полемика, кипевшая накануне (кроме ежедневных вылазок разных добровольцев, подвизающихся в «Московских ведомостях»), словно на все дело упала какая-то завеса.
101
102
См. подробнее:
103
104
105