В современной русской жизни три элемента из названной системы стали бесспорным историческим фактом. О каком-либо прямом покушении на Церковь, на свободу царского самодержавия, на землю и свободу народа не может быть и речи. Но необходимый, существенный промежуточный элемент нашего государственного быта — свобода земского самоуправления — является еще спорным, и совершенно серьезные голоса раздаются за фактическое упразднение в русской жизни начала самоуправления.
Между Царем и народом по этой теории должен стоять не ряд живых организмов, а страшно-сложный механический правительственный аппарат, вершина которого в кабинете Государя, концы — у лавки купца и избы крестьянина. Схема стройная, не лишенная гармонии и логически обоснованная, могущая, пожалуй, скрасить несколько жалкие остатки нынешней земско-бюрократической борьбы, но едва ли способная влить в жизнь то, что само по себе представляет искусственную систему, своего рода отрицание жизни. Верим вполне в искреннюю любовь к родине и добрые намерения авторов проекта земской реформы.
Совершенно последовательно с их стороны стремление к прекращению того раздвоения между земством и правительством, которое стало заметным с самого открытия земских учреждений. Как ни странно, может быть, покажется нашим читателям, но в проекте земской реформы, обсуждаемом ныне Государственным Советом, мы видим шаг вперед в нашей общественной жизни. Еще никогда во все периоды нашей истории не занимала бюрократия такого всеобъемлющего, полновластного положения, какое она заимеет по мысли, положенной в основание проекта. Мы увидим административный аппарат необъятных размеров, функционирующий без малейшей помехи и противодействия на всем необъятном пространстве России.
Пусть же поработает он на полном просторе, пусть попытается излечить наши болезни и неустройства. Это будет последнее слово того мировоззрения, которое верит в возможность удовлетворить всем задачам сельской, областной и государственной жизни посредством класса служилых людей, всему дать государственную окраску… Дальше в этом направлении нет пути. А потому, если надежды, питаемые сторонниками проекта, не осуществятся, если придется вскоре вновь ставить вопрос о наших неустройствах, вновь желать лучшего, то этого лучшего искать долго не придется.
Если проект местной реформы в его настоящем виде пройдет, будет утвержден и введен в жизнь, он станет непосредственным предтечею настоящего, широкого, исконно русского земского самоуправления. Вот в чем мы видим несомненный шаг вперед.
Русская экономическая теория
Бумажный рубль
(Его теория и практика)
Научные законы бумажно-денежного обращения в самодержавном государстве. — Большая казна и ее местные органы. — Русская финансовая и народно-хозяйственная программа. — Мелкий народный кредит. — Сельские союзы.
Настоящее исследование представляет первую попытку связать славянофильское учение с данными экономической науки, осветить, с одной стороны, экономические явления с точки зрения свободы человеческого духа, с другой — найти реальную опору славянофильским нравственным и политическим воззрениям.
Я избрал предметом исследования вопрос о бумажных деньгах потому, что он является, так сказать, средоточием всей экономической науки. Мне хотелось показать, что, оставаясь на почве механических законов необходимости, экономика ни к чему не придет и не может прийти, разве к удостоверению, что у человечества нет иной будущности, кроме рабства слабого у сильного или гибели всего современного строя путем бунта слабых.
Деньги — вот орудие экономических отношений лиц, групп и стран. Господствующая на Западе денежная система выражает непосредственно бессилие нынешней экономической науки. При всем относительном совершенстве денежного обращения на Западе, при бесчисленном множестве всяких организаций, форм, гарантий, союзов и соглашений довольно немного углубиться в сущность западных денежных условий, чтобы увидеть в них неизбежный зародыш того же страшного разложения, которое снедает западную науку, искусство, религию, философию, право, государственность — словом, всю западную цивилизацию во всем ее объеме и проявлениях.
Зародыш этот — начало бездушного формализма, заменившего мало-помалу всюду идеальное начало веры; начало условного и относительного, заменившее мало-помалу начало абсолютного, высшего и вечного, высоко вознесшее и разнуздавшее хищное человеческое я и обратившее все стороны жизни цивилизованного человечества в огромную арену бесконечной борьбы эгоизмов. Эгоизмы эти то топят безжалостно друг друга, то, устав в борьбе и впадая в отчаяние, силятся путем холодной рассудочной спекуляции придумать такие нормы и рамки, при которых было бы возможно кое-как жить.