Зная польский язык и говоря по-польски без акцента, в июне-июле 1885 г. Сергей Федорович был направлен группой купцов в польские Лодзинский и Сосновицкий округа с целью сбора статистических сведений, свидетельствующих о непомерном росте здесь иностранной промышленности[38]. Видя в «солдатстве» «чудную поэзию», С. Ф. Шарапов вновь «до поры до времени» решается стать «солдатом» И. С. Аксакова, ибо верил ему, сознательно «вжился» в его «мысли и воспринял их»[39]. Он вновь возглавляет экономическое направление газеты. С августа 1885 г. статьи Талицкого (С. Ф. Шарапова) по экономическим вопросам все чаще стали появляться в «Руси», которые со временем позволили составить книгу «Деревенские мысли о нашем государственном хозяйстве»[40].
Однако 27 января 1886 г. И. С. Аксакова не стало — «угас яркий центр, средоточие подлинной русской мысли»[41]. С. Ф. Шарапов готов был думать, что «с Аксаковым умерла вся духовная Русь, что дальше пустота, небытие»[42].
Не без основания считая себя наследником дела славянофилов вообще и И. С. Аксакова в частности, С. Ф. Шарапов хотел продолжать издание «Руси». Не получив разрешения, он создает новую еженедельную газету «Русское дело». Свое направление Сергей Федорович считал ни либеральным («разрушительным»), ни консервативным («охранительным»), а «зиждительным»[43]. Задачу нового издания он видел в том, чтобы «расчищать весь тот хлам», наваленный на «фундаменте», который для него были «царь, народ, русское начало (культурное)». В отличие от аксаковского издания, где, по его мнению, преобладала «духовная сторона», себя он видел прежде всего практиком: «по каждому вопросу» он предполагал давать «точно сформулированный выход, что именно нужно»[44].
Однако уже в декабре того же года «Русское дело» было приостановлено на 3 месяца. Чтобы не устарели лучшие приготовленные статьи, С. Ф. Шарапов решает издать их в «Московском сборнике» 1887 г. Кроме этого, он готовит и впоследствии издает «Деревенский календарь»[45].
В 1887 г. внезапно скончался Н. П. Гиляров-Платонов, учеником которого («до некоторой степени… хотя бы и самым младшим») считал себя С. Ф. Шарапов. В связи с этим он ощутил на себе особую ответственность. По свидетельству С. К. Эфрона, он работал тогда «как вол»: и как редактор журнала, и как секретарь московского биржевого комитета, и как публицист, и как хозяин.
В июне 1887 г. «Русское дело» за статью о Закаспийской дороге вновь приостанавливают на три месяца, а уже в августе С. Ф. Шарапов направляется в Румынию, где за свой плуг получает золотую медаль на международной выставке[46] и вновь возвращается к работе в газете.
В «Русском деле» стали появляться имена молодых одаренных публицистов, «молодых друзей» К. Н. Леонтьева — Н. А. Уманова, Л. А. Денисова, А. А. Александрова, И. И. Фуделя. Благодаря им в 1888 г. начинается переписка С. Ф. Шарапова и К. Н. Леонтьева, статьи последнего появляются в «Русском деле».
Можно полагать, под косвенным влиянием К. Н. Леонтьева («встряски», вызванной его письмом к Н. А. Уманову), в Великий пост 1888 г. Сергей Федорович исповедался и причастился после 15-летнего перерыва[47], т. е. еще с того времени, когда он был юнкером Михайловского училища. Со времени голодного вынужденного итальянского пребывания С. Ф. Шарапов не постился даже на Страстной неделе.
Отговев и причастившись, Сергей Федорович о своих чувствах в тот же день написал К. Н. Леонтьеву, который был убежден, что «лично — нужно приступать к жизни: „со страхом Божиим и верой!“ — А не с благосклонностью к „национальной религии“»…[48]. В июле 1889 г. С. Ф. Шарапов в течение 10 дней был на Афоне, в том числе в Пантелеимоновском монастыре[49], после чего он убедился, что «Афон надо не видеть, а пережить, а я не успел»[50].
К. Н. Леонтьев считал, что влияние «туманного идеализма» И. С. Аксакова на «практического» С. Ф. Шарапова в определенных смыслах остается вредным из-за любви последнего к своему учителю и «партийных соображений»[51].
С. Ф. Шарапов выступал «за самодержавие в государственной жизни (в общем) и за самоуправление в местной жизни»[52] и тем самым расходился с К. Н. Леонтьевым; резко (более «горячо», чем «благоразумно») выступал против сословных реформ Д. А. Толстого, которые в его глазах были «антирусским и антиисторическим» течением[53].
40