Начиная с 1950-х гг. для чтения лекций по истории Грузии и истории грузинской литературы и языка в России уже приглашались специалисты из Грузии. Так, в частности, проводилось обучение специалистов в Литературном институте им. М. Горького. Особенно ярким примером, подтверждающим важность Москвы в многонациональной литературной жизни эпохи, стало создание в 1932 г. ИМЛИ – Института мировой литературы им. Максима Горького (это название он получил в 1938 г.), в котором был отдел («сектор») литератур народов СССР. Здесь, как и в других вузах Москвы и Ленинграда, работали отдельные специалисты по грузинской литературе. Среди целей и задач ИМЛИ значилась поддержка и пропаганда дружеских связей в литературе. Институт, несомненно, был самым важным местом для сбора и распространения знаний о литературах советских республик. В его публикациях часто встречаются признания о том, что советская литература – феномен братски соотнесенных разноязычных литератур народов СССР. Однако во главе их стояла русская литература, с которой проводились параллели и к которой обращались как к образцу. Тбилисец Георгий Ломидзе, получивший высшее образование в Москве и в течение многих лет возглавлявший ИМЛИ, пишет: «Русская литература служит своего рода учебником, образцом высокоидейного художественного творчества» (Ломидзе, 1960, 491).
Параллельно вышеописанному протекал и другой процесс. Со времен оттепели Грузия, как и в XIX – начале XX в., снова становится творческим центром для разных языковых групп целого государства. Это произошло, хотя бы отчасти, благодаря ее периферийности. Из-за того, что релевантность высказываний оценивалась ниже, цензура здесь была слабее, чем в центре[13]. В журнале «Литературная Грузия» и в издательстве «Мерани» выходили произведения и материалы, у которых не было шанса на публикацию в столице. В 1958 г. появились переводы Бориса Пастернака, против которого в это время в столице развернулась жесткая травля (Беставашвили, 2008, 386). Современники говорили, что в Грузии власть могла выпустить пар из котла.
Кроме роли периферийности, хотелось бы обратить внимание на еще одну важную характеристику – «литературоцентричность» СССР, «упорное тяготение культуры в целом к литературно-словесным формам саморепрезентации» (Кондаков, 2008, 5). Эта черта восходит к русской культуре XIX в., когда литература для интеллигенции считалась единственным средством правдивого отражения действительности, и впоследствии литература занимала исключительно важную роль – не только эстетическую, но идеологически-политическую[14].
Из России литературоцентричность влияла и на Грузию. Вне Российской империи ее роль в общественных процессах вряд ли достигла бы такого уровня. Насколько глубоко и как переняла ее грузинская культура – это уже другой вопрос.
Литературоцентричность стояла во главе угла распределения знаний в СССР. Она имела глубокое влияние и далекоидущие последствия. В Советском Союзе особенно ценилась малоизвестная или запрещенная литература. Она считалась привилегированным способом дойти до релевантного знания. И потому доступ к ней представлялся значительным культурным капиталом (Гапова, 2011, 300).
Литература ценилась не только как средство познания общественной реальности. Она была весьма значима для функционирования многонационального государства. Максим Горький был убежден, что народы только через литературу могут познавать друг друга (Муратова, 1958, 51). И вообще, язык и литература были особыми, чуть ли не единственными областями, в которых грузины и другие национальные группы легитимно могли выразить свои национальные чувства (Maisuradze, Thun-Hohenstein, 2015, 76).
Итак, литературное поле в Советском Союзе было полностью идеологизировано. В характерной для литературы многозначности художественного произведения виделась угроза идеологической силе. А потому число толкований смыслов текстов старались сократить. И одним из орудий сдерживания был культ классиков.
Культ классиков
Как пишут Гудков и Дубин, советская литература и наука о ней были чрезвычайно каноничны и ориентированы на классиков (Гудков, Дубин, 2009, 185). Для литературных отношений между Россией и Грузией классики, конечно, особенно важны, так как карьера и творчество многих из них (Грибоедов, Пушкин, Лермонтов, Толстой) непосредственно связаны с Кавказом, управлявшимся в царское время из Тбилиси.
При взгляде на русскоязычные литературоведческие исследования советского периода в глаза бросается то, что представление о грузинской литературе и ее осмысление зачастую происходят посредством обращения к образованию русско-грузинских пар, не только Александра Грибоедова и Нины Чавчавадзе, но и пар произведений, писателей и поэтов. При этом такие пары – совершенно разного плана.
13
Чингиз Гусейнов рассказывает о противоположном опыте при издании своих книг – в Москве печатался более острый материал, чем в Азербайджане, цензура в центре была слабее, чем на периферии (Гусейнов, 2014, 212).