Заключение Век XXI. Настал ли момент Ключевского?
радигмы академическое сообщество России после всех пертурбаций последней четверти века? Или суждена моей попытке судьба щер- батовской и понадобится она, ожидая своего Карамзина, лишь тем, кто сейчас на школьной скамье? Или даже тем, кто придет за ними?
Обсуждение отрывков трилогии, опубликованных в российской печати, не обнадеживает. Один рецензент не заметил в них ничего, кроме термина «развитой национализм» (предложенного для характеристики нынешнего времени по аналогии с «развитым социализмом» брежневской эпохи), — и, конечно, сплясал на нем джигу. Другой обвинил меня в том, что я, не имея никакого представления о современных западных исследованиях, пытаюсь возродить «сильно потертый и заношенный репертуар» русской историографии XIX века. А третий и вовсе выбрал для атаки предполагаемое «ничтожество» одного из моих наставников Василия Осиповича Ключевского (которого я, если помнит читатель, назвал однажды Пушкиным рос-
Richard Lowenthalas cited in the Origins of Autocracy; Raeff in Russian Review, Winter, 1983.
Slavic Review, Spring, 1983.
The New York Review of Books, February 17,1983.
сийской историографии). Могу ли я, спрашивается, не вступиться за честь своего наставника?
Вот что написал рецензент: «Нельзя сейчас... верить Ключевскому. Ключевский — это своего рода Индикоплов нашей медиевистики» (напомню, что Кузьма Индикоплов, кумир московитского иоси- флянства, египетский монах VI века, считавший землю четырехугольной). Противопоставил мой рецензент классику русской историографии некую М. Плюханову (о которой я, честно говоря, отродясь не слыхал, боюсь, и читатель тоже).
Ну что, право на это возразишь? Что в начале прошлого века Пушкина тоже пытались «сбросить с корабля современности»? Впрочем, есть примеры и поближе к нашему времени — и к нашей теме. Вот один из них. В 1975 году в нью-йоркском Новом журнале была опубликована большая статья «Критические заметки русского человека». Речь в «Заметках» шла именно о том, о чем говорит мой рецензент, когда ставит в пример Ключевскому Плюханову. В частности, анонимный автор объяснял, как следовало бы русскому человеку вести себя по отношению к фальшивым научным авторитетам. Следовало ему, оказывается, «публиковать материалы о никчемности научных работ сионистов-псевдоученых (такие попытки уже делаются: фи- зик-теоретикТяпкин доказал, что культ Эйнштейна был создан бездарными евреями, чтобы повысить свой научный престиж»).10
Едва ли кто-нибудь осмелится сегодня свести роль Эйнштейна в мировой науке к сионизму и тем более обвинить в этом Ключевского. Важно другое. Важно, что всегда находится какой-нибудь «физик-теоретик Тяпкин», готовый развенчать классика. Находится и «русский человек», готовый противопоставить тяпкинские экзерсисы всемирному признанию.
Читатель, надеюсь, поймёт моё затруднение: я не знаю, как назвать выпад моего рецензента против Ключевского иначе, нежели культурным нигилизмом. Я намеренно не называю здесь имен этих «физиков-теоретиков», искренне полагая, что им не место в заключении этой книги. Если она не сумела убедить читателя в том, что
10 Новый журнал, №118,1975, с. 223.
предложенная в ней «новая национальная схема» русской истории заслуживает, по крайней мере, более серьезных возражений, то спор со случайными Тяпкиными едва ли поможет делу. Согласитесь, однако, что знамения, скорее, тревожные. Похоже, что Томас Кун в который уже раз окажется прав.
Имеет поэтому смысл вместо бесплодного спора поближе присмотреться в заключение к самому яркому из случаев, когда мой наставник оказался в той же ситуации, что и я сегодня, и — отказался от борьбы, по сути, согласившись с тем, что открытие его останется современниками не востребовано. Решил, иначе говоря, что момент его еще не пришел. Хотя книгу, содержавшую это открытие, и опубликовал. Для потомков, надо полагать. Для нас, то есть, с вами.
Я имею в виду
^ w Заключение
( Л \/ U Я И Век Настал ли момент i у tuki Ключевского?
Ключевского
Удобнее всего рассмотреть его, руководясь материалами, тщательно собранными Милицей Васильевной Нечкиной в ее монографии о Ключевском, единственной пока что, сколько я знаю, серьезной работе, посвященной его наследию.