Вот так и сгубили петровскую Россию.
Нет, прав был сэр Исайа Берлин, не представляют себе наши философы (и историки) убийственного эффекта идей. И даже когда находится человек, в нашем случае Владимир Сергеевич Соловьев, который на пальцах нам этот эффект объясняет, по-прежнему не хотим мы его слушать, и, слушая, не понимаем...
глава первая ВВОДНдЯ
глава вторая У истоков «государственного патриотизма»
глава третья Упущенная Европа
глава четвертая Ошибка Герцена
глава пятая Ретроспективная утопия
Торжество национального эгоизма Три пророчества глава восьмая На финишной прямой глава девятая Как губили петровскую Россию
нализма
ия бешеного
нацио
глава
глава шестая глава седьмая
ДЕСЯТАЯ
Агон
Одиннадцатая Последний СПОр
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Агония бешеного национализма
Даже самые великие политические успехи наши в Азии и в Европе таят в себе нечто трагическое и жестокое... Не повторяем ли мы в новой форме историю старого Рима? Но разница в том, что под его подданством родился Христос, под нашим скорее родится антихрист. Ч Константин Леонтьев
В Англии нет антисемитизма просто потому, что англичане не считают евреев умнее себя.
Уинстон Черчилль
Мы попытались здесь найти ответ на одну из величайших загадок современной истории. Загадка эта, разумеется, не в том, почему практически без выстрела рухнула в одночасье в 1917 году четырехсотлетняя российская империя. В конце концов развалились, не выдержав напряжения мировой войны, и соседние, даже более древние континентальные империи - Оттоманская и Австрийская. Вопрос в другом: почему их имперская история на этом и завершилась, тогда кац в России агония средневековья затянулась еще почти на столетие? Почему, в отличие от Турции и Австрии, не научил её опыт Катастрофы и осталась она после 1917-го такой же кнутобойной милитаристской империей, какой была до него?
Более того, повинуясь велению терзавшего её фантомного наполеоновского комплекса, Россия, как мы знаем, опять устремилась к тому же гибельному для нее сверхдержавному статусу, который однажды погубил - на глазах, можно сказать, ее новых лидеров - постниколаевскую империю. И даже добилась на этот раз гигантских территориальных «дополнений», напророченных ей, как мы помним, Тютчевым, Данилевским и Шараповым.
Нет, конечно, не прошли и после того, как она в очередной раз «встала с колен», границы царства русского по Гангу и Ефрату, как было завещано. Но Восточную Европу, славянскую и неславянскую, «со свежим населением» в in миллионов душ, вспомним бухгалтерию Данилевского, проглотить она все же умудрилась, не поперхнувшись.
Пусть и не стала советская Россия той, единственной и «первой в мире», о какой мечтали накануне Катастрофы её бешеные националисты, но все-таки оказалась она способна снова, как при Николае I, противопоставить себя человечеству. И все лишь затем, чтобы три поколения спустя, не выдержав напряжения еще одного мирового конфликта, снова рухнуть в одночасье и практически без выстрела? Точно так же, как в 1917-м? Так зачем же, спрашивается, было калечить еще три поколения живых - и родных притом - душ?
Вопрос, однако, остается: как удалось России то, что не удалось соседним империям? И почему?
I Глава десятая
В 03 D О Ж Д 6 Н И 6 Агония бешеного национализма
империи или агония?
Это судьбоносные, согласитесь, для будущего России вопросы. Первостепенно важны они и для её соседей. И, в конечном счете, для мира в целом. Ибо если наполеоновский комплекс России действительно неизлечим и её очередная попытка «присоединиться к миру», говоря словами Чаадаева, в 1989-2002-м была всего лишь, пусть и затянувшимся по сравнению с тем, что произошло с февраля по октябрь 1917-го, но все-таки коротким в масштабах истории интермеццо в вековой имперской симфонии, то холодная война на самом деле и не кончилась вовсе. И противостоянию России с миром предстоит возобновиться, как, собственно, и мечтают ее сегодняшние бешеные националисты, наследники Шарапова и Данилевского.
Я исхожу, как знает читатель, из точки зрения противоположной. Из того, что присутствуем мы сегодня при агонии русского средневековья, сохранявшегося все эти столетия благодаря обстоятельствам
исторически неповторимым. Из того, короче говоря, что перед нами сегодня и впрямь интермеццо, но интермеццо агонии.
Эта глава посвящена описанию своего рода репетиции такой агонии - после крушения первой империи. Как увидит читатель, проходила она тяжело, порою страшно. Но при всём том имели мы и тогда уже дело не с возрождением вековой «политической мутации», но с её последним жестоким спазмом. Нет, не суждено было России родить антихриста, как опасался Леонтьев - в еще одном знаменитом пророчестве, вынесенном в эпиграф этой главы.