Вопросом вопросов на рубеже веков для России было формирование ее роли в Азии. В правящих кругах Петербурга сформировались две фракции. Обе приветствовали военную и политическую экспансию России и Азии, но видели ее с двух противоположных точек зрения. Военно-бюрократическая олигархия видела свое будущее в создании Великой Восточной империи, нового центра мира. Этой «восточной» фракции противостояла «западная» фракция, возглавляемая министром финансов С.Ю. Витте. Для него создание Азиатской империи было лишь дополнительным средством укрепления России на Западе, преобразования восточного феодализма России в капитализм западного толка. Витте видел в азиатской экспансии дополнительное средство, а не эпицентр усилий, средство усилить активы России на главном направлении ее трансформации – европейском.
Союзникам и противникам России было вовсе не безразлично, какая из точек зрения на азиатскую политику возобладает в Петербурге. Союзная Франция вовсе не хотела, чтобы русские дивизии стерегли тихоокеанское побережье – они были нужны Парижу как противовес германской мощи. С другой стороны, Германия хотела привязать Россию к Восточной Азии так, чтобы она обращала меньше внимания на Европу и Ближний Восток. Это было как раз противоположно тому, чего желала «западная» фракция в России, особенно после поражения в войне с Японией, – союз с Западом здесь не желали менять на азиатские авантюры. Основой необычайного союза России с Западом были русско-французские отношения. Своего рода координатором сближения Запада и России стал французский министр иностранных дел Р. Пуанкаре.
Избрание Раймона Пуанкаре французским президентом было встречено в России с энтузиазмом, как новый фактор, благоприятствующий союзу России с Западом. Большие французские займы 1911 – 1914 годов скрепили союз великих стран запада и востока Европы.
Союз России с Западом был возможен лишь в случае русско-британского примирения и сближения. В Лондоне внимательно следили за взаимоотношениями двух блоков в континентальной Европе. После аннексии Боснии Австро-Венгрией в 1906 году в Лондоне пришли к выводу, что соотношение сил начинает меняться в пользу центральных держав.
В Лондоне давно пришли к выводу, что главной угрозой Западу является тевтонское всемогущество. Расширенная программа строительства германского флота заставила англичан почувствовать то, чего в Англии не ощущали примерно 100 лет, – угрозу национальной безопасности. Результатом создания Германией сверхмощного флота явилось сближение Британии с Францией и Россией.
Ряд государственных деятелей России, как реформаторов, так и наиболее проницательных защитников династических привилегий, ощущали опасность грядущего конфликта и старались создать условия, при которых Россия не участвовала бы в общеевропейском разделе, ведущем к колоссальному конфликту.
В 1905 году, когда Россия переживала горечь поражений в Маньчжурии, Германия стремилась разбить кольцо враждебного окружения. Русский и германский императоры пришли к соглашению о союзе. Но Россия шла на договор с условием если и не полнокровного участия в нем Франции, то с полным уведомлением ее.
Русский посол в Париже Нелидов изложил содержание договора в Бьерке французскому правительству, прося от премьер-министра Рувье положительного ответа. В начале октября 1905 года Рувье ответил послу достаточно прямо, что французское правительство никогда не согласится с Франкфуртским договором, отнявшим у Франции Эльзас и Лотарингию, к тому же оно только что заключило договор о сердечном согласии («Антант кордиаль») с Англией. Франция исключала для себя возможность тройственного союза Париж – Берлин – Петербург. Это обстоятельство – несогласие великой континентальной страны и главного союзника России – вынудило царя Николая сообщить императору Вильгельму о невозможности реализации Бьеркского договора.
Пойти же на двустороннее сближение с Германией было для России в практическом смысле немыслимым, это означало превращение России в вассала Германии, ее фактический уход из Европы, обращение к Азии, где Британия и Япония постарались бы поставить предел расширению ее влияния. Именно Германия в этом случае решала бы вопрос, когда наступит час для выяснения отношений с Францией и Англией. Россия обязана была бы следовать за ней, являясь по существу младшим партнером в реализации германских планов.
Германия, собственно, достаточно хорошо знала о крепнущем союзе Запада с Россией. Перед 1914 годом между русским и французским военными штабами была создана целая сеть взаимных связей. Разумеется, планируя долгосрочные совместные программы, русские и французские генералы желали иметь гарантии долгих непрерывных отношений – и они воздействовали на свои правительства соответствующим образом. Созданная ими заранее система «автоматического включения сотрудничества» вносила элемент автоматизма в решающее выяснение отношений между Антантой и центральными державами.