Византийская империя, или Восточная Римская империя, прежде всего, оставалась в варварском западном мире после падения в 475 году Западного Рима и была единственным законным представителем, продолжателем и хранителем традиций классического Рима. Эту простую и очевидную истину весьма часто забывают западноевропейские историки.
Варварское нашествие прервало римскую традицию на Западе, отбросив его на периферию развития, варваризировав Запад. Падение же Византии в 1475 году и подхватывание исторической преемственности Московской Русью, Третьим Римом, перенесло традицию византийской духовности и учености в Россию, тем самым сделав Русь продолжателем традиций цивилизованного центра, противопоставленного варварской периферии. Именно в этом сущность противостояния Востока и Запада, секрет многовековой ненависти варварского Запада к Византии и Руси-России.
Эгоизм, алчность, зависть к блистательному византийскому веку, бесспорному моральному авторитету Византии объединили Запад в борьбе с великой империей. Непреходящая общеевропейская ценность культурного наследия Византии после ее исчезновения быстро забылась, что позволило идейным последователям тех, кто с черной неблагодарностью наблюдал за ее гибелью, ученикам Вольтера и Гиббона, оболгать ее как сугубо восточную сатрапию, последствия чего сильно дают о себе знать как в западноевропейском, так и отечественном сознании.
Важно обратить внимание на тот факт, что Византия, или Восточная Римская империя, была продолжателем западного имперского политического проекта, а император в Константинополе оставался единственным законным цезарем. Стремление романо-германцев испепелить Византию ярко демонстрирует двойные стандарты средневекового Запада.
Ненависть к Византии во многом базировалась на ее легитимности, величии, могуществе и блеске. В силу этого византийские императоры были объявлены деспотами и тиранами. Варварские династии Запада стремились через уничтожение Византии присвоить себе право законных продолжателей традиций Рима.
Пороки, выявляемые и критикуемые в Византии, были далеко не чужды и западному обществу. Деспотизм, раболепие, произвол власть имущих, униженность низших сословий и бюрократизм ярко проступают на страницах произведений Джонатана Свифта и Франсуа Рабле. Пороки человеческой натуры были общими для средневекового сознания как Византии, так и западной цивилизации. На этом фоне упускается из виду то, что, несомненно, в Византии было прогрессивно и чему Запад у нее научился. Партии, сенат, муниципальное самоуправление, унаследованные ею от античного периода, продолжали в ней функционировать тогда, когда в Европе о таких формах и не подозревали. Немаловажно отметить, что эти формы политической организации раньше всего возникли в европейских городах, находившихся под византийским контролем, в Венеции и Флоренции. Не стоит также забывать, что классический английский парламентаризм сформировался под непосредственным византийским влиянием. В Византии сохранялись и бережно передавались наследие философских и политических школ античности, фундаментальные естественно-научные знания, ставшие образцовыми для монастырей и университетов Запада. В VII веке в Византии существовали мастерские по изготовлению глобусов, тогда как аналогичное производство, и не без влияния Византии, открылось в Англии лишь в конце XI века. Система права, переработанная Юстинианом под потребности и запросы восточнохристианского общества, легла в основу концептуальных юридических систем Запада. Фресковая техника, романский стиль оказали огромное воздействие на изобразительное искусство Западной Европы. Сам Ренессанс был бы невозможен без византийского наследия. Его попросту не было бы.
Исходя из вышеизложенного, налицо проступает комплекс Запада перед Византией, сводящийся к осознанию непреложного факта, что перед ними законная наследница истинных европейских (римских) порядков, а они сами – варвары, сокрушившие Западную Римскую империю, но не одолевшие Восточную. Конечно, Запад хотел и хочет поныне освободиться от своего несовершенства, от комплекса нерадивого ученика. Однако преодоление этого комплекса пошло по пути не изгнания из себя дикаря, а уничтожения зеркала, в котором тот отражался. Отсюда и вполне читаемая ненависть к русскому проекту, наследующему византийский.