) \
С момента, когда еще при Александре Николаевиче Россия в поисках новых рынков завоевывает Среднюю Азию, угрожая таким образом «жемчужине британской короны», богатейший из финансовых рынков Европы, лондонский, захлопывается перед нею наглухо. И в 1870-е русская кредитная, а следовательно, и внешняя политика переориентировалась на германские рынки. Что удивительным образом совпадало с описанными раньше играми Бисмарка, провозглашенного, как мы помним, Достоевским «единственным политиком в Европе, проникающим гениальным взглядом своим в самую суть фактов». В следующем десятилетии, однако, когда после Берлинского конгресса панславистские страсти оказались для Бисмарка отыгранной картой, он просто изгнал русские ценные бумаги из Германии. Правительство настоятельно рекомендовало публике избавиться от русских облигаций.
В результате они были внезапно выброшены на рынок - в огромных, катастрофических количествах, - угрожая затопить Россию, которая за неимением средств их скупить, оказалась вдруг в отчаянном финансовом положении. Имея в виду полную, чтобы не сказать рабскую, зависимость руководителей «блестящего периода» от иностранных займов, поворот Бисмарка мог оказаться гибельным для всей их «магии». Выручила Франция. Её рынок скупил, разумеется по дешевке, русские ценные бумаги, вышвырнутые Германией. И все последующие займы тоже. Не следует поэтому удивляться, что русский император обнажил голову при звуках Марсельезы, встречая в кронштадтском порту французского президента.
Внешняя политика России была теперь золотой цепью прикована к интересам французского кредита. Что, естественно, делало конфронтацию с Германией неминуемой. Вот почему столь жестоко ошиблись в своих пророчествах и Достоевский, и Леонтьев, так никогда и не постигшие хитросплетений самодержавной «финансовой магии».
Глава восьмая
ИЗВИВЫ На финишной прямой
молодогвардейской мысли
Еще любопытней, что выродившаяся славянофильская мысль каким-то образом буквально следовала за всеми этими меняющимися приоритетами российского кредита. Если еще для Данилевского вся романо-германская Европа, как мы помним, «гнила», по каковой причине «и Франция и Германия в сущности наши недоброжелатели и враги»35, то для славянофилов 1870-х Германия, как мы видели, гнить и не начинала. Как раз напротив, она «предназначила себе западный мир Европы, провести в него свои начала вместо романских и впредь стать предводительницею его». Короче, в семидесятые счастье России полагалось в том, что «нужны мы ей [т.е. Германии], по словам Достоевского, не для минутного политического союза»36.
«Гнили», как неожиданно выяснилось, одни лишь «романские начала», т. е. Франция. Ей предрекалась судьба Польши, она, говорилось, «отжила свой век». Для Леонтьева она была «худшей из Европ» и именно Париж, как помнит читатель, надлежало разрушить наряду с завоеванием Царьграда. Даже Данилевский, как цитировал его Леонтьев, сказал однажды, что если «Россия - глава мира возникающего,™ Франция - представительница мира отходящего»37. Сам Леонтьев с присущей ему математической точностью мысли сформулировал это лучше всех: «наше счастье в том, что мы стоим im Werden, а не у вершин, как немцы, и тем более не начали еще спускаться вниз, как французы»38. Все это, разумеется, покуда русский кредит высоко стоял на германском рынке, а французы наших облигаций не покупали.
И вдруг в третьем поколении славянофилов вся эта геополитическая премудрость меняется - полностью, неузнаваемо, что называется на 180 градусов. Теперь вдруг оказывается, что «гниет» как раз Германия, а прекрасная Франция, напротив, процветает. Замечательно, что этот новый «поворот на Германы» оркестрован был стой же страстной убежденностью, с какой совсем еще недавно Леонтьев проклинал Францию, Достоевский прославлял Германию, а Данилевский объявлял, что обе одинаково гниют. Сергей Шарапов, о котором Леонтьев в одной из последних своих статей говорил как «о примерном, честном русском человеке», заявляет в 1909 году, что славянофилы «давно уже определили Германскую империю как главного
Данилевский Н. Я. Сборник политических и экологических статей. Спб., 1890. С. 23.
Достоевский Ф.М. Дневник писателя. Берлин. 1922. С. 237.
Леонтьев К. Н. Собр. соч. Т. 6. С. 76.
Там же. Т. 7. С. 203.
врага и смутьяна среди остального белого человечества... В предстоящей мировой борьбе за свободу и мирное развитие арийской расы, находящейся в постоянной опасности вследствие агрессивной и безнравственной политики Германии, последняя должна быть обезврежена»39.