Выбрать главу

Прежде всего надлежало уничтожить оба главных препятствия воссоединению России: самодержавие и крепостное рабство. «Опыт всех народов и всех времен доказал, - писал Трубецкой, - что власть самодержавия равно губительна и для правителей и для народов... Нельзя допустить основанием правительства произвол одного чело­века... Ставя себя выше закона, государи забыли, что они в таком случае [оказываются] вне закона, вне человечества»99. Русский исто­рик комментирует: «В силу равенства перед законом и по соображе-

Соловьев B.C. Т. 1. С. 395-396.

Цит. по: Эйдельман Н.Я. Герцен против самодержавия. М., 1973. С. 76.

Глинский S.S. Борьба за конституцию. 1612-1861 гг. Спб., 1908. С. 188.

ниям христианской морали автор конституции [речь идет о проекте Муравьева] совершенно упраздняет крепостное право; все люди равны между собою и братья перед Богом, ибо рождены по воле Его для блага, и все перед Ним слабы»100.

Остальное, полагали декабристы, довершит просвещение. Разумеется, для этого печать должна быть свободна, суд независим и личность неприкосновенна. («Никто не может быть взят под стражу без того, чтобы в 24 часа ему были объявлены причины его задержа­ния».) Правосудие должно отправляться только судом присяжных. Свобода создания ассоциаций и союзов, того, что впоследствии стало называться гражданским обществом, должна стать полной. Граждане равны перед законом.Нет нужды пересказывать здесь содержание этих конституцион­ных проектов, они широко известны. Достаточно заметить, что они поразительно напоминают конституцию Соединенных Штатов (толь­ко вместо института президенства предлагалась конституционная монархия и рабство было запрещено законом). В принципе совпада­ло практически все, начиная от религиозной терпимости («все вероисповедания свободны») и до принципа федеративного устрой­ства страны (вместо унитарной империи). «Федеральное или союзное правление, - писал Сергей Трубецкой, - одно соглашает величие народа и свободу граждан»101. Проект Муравьева предпола­гал административное разделение федеральной России на 14 держав и две области, каждую со своим двухпалатным парламен­том и «начальником державы». (В руках федеральной власти остава­лись внешние сношения и надзор за общим ходом судопроизводства и соблюдением конституции.)

Важнее всего для нас здесь, однако, что в декабристском вари­анте русской истории (даже в стоявшей особняком «Русской правде» Пестеля с ее пристрастием к республике и унитаризму, резко отли­чающим ее от проектов Муравьева и Трубецкого) пропасть между патрицианской Россией и плебейским «народом» исчезала напрочь. «Не может в России более существовать, - писал Пестель, - позволе-

Там же. С. 170.

Там же. С. 190. (Выделено автором).

ние одному человеку иметь и называть другого своим крепостным рабом. Рабство должно быть решительно уничтожено, и дворянство должно непременно навеки отречься от гнусного преимущества обладать другими людьми»[135].

Соответственно не было больше нужды ни в особой категории «народности», включенной в государственную идеологию, ни в самой такой идеологии, ни в вечных спекулятивных гаданиях по поводу того, что на самом деле думает «народ» о мире, о России и о самом себе. Каждые несколько лет народ свободно высказывал бы то, что он думает, на всеобщих выборах, точно так же, как на выбо­рах волостных, уездных и «державных», не говоря уже о независи­мой от государства прессе и об «ассоциациях и союзах», в которых он должен был составлять большинство.Вместе с пропастью между двумя Россиями исчезала и нужда в противопоставлении России Европе, православия «еретическому» западному христианству, российской «духовности» европейскому «мещанству» и внутри страны - «русского нерусскому». Иначе гово­ря, исчезала нужда во всём, что, начиная от Ивана Аксакова и кон­чая Вадимом Кожиновым, представляет суть славянофильской тра­диции. Не было, одним словом, необходимости в истерическом под­черкивании уникальности России, очевидно проистекающем из комплекса неполноценности. Просто потому, что самого этого ком­плекса не было бы, как нет его сегодня у немцев или у англичан. Без злокачественного и агрессивного национализма откуда было бы взяться сверхдержавной болезни? И тем более фантомному напо­леоновскому комплексу?А что было бы? Просто еще одна европейская великая держава, возможно, и более свободная и политически прогрессивная, нежели ее соседи. Повторилось бы, другими словами, то, что произошло с Россией в конце XV века в ее Европейском столетии, которое так под­робно описано в первой книге трилогии.Разумеется, это не избавило бы страну от обычных в тогдашней Европе откатов, кризисов, политических драм и разочарований. Залогом тому служило хотя бы противоречие между конституционны­ми проектами Муравьева и Трубецкого и «Русской правдой» Пестеля, их упорное подозрение, что он вовсе «не Вашингтон, а Буонапарте», И все-таки согласитесь, это была бы совсем другая русская история. К сожалению, однако, ей не суждено было состояться. Потенциальные отцы-основатели европейской России оказались, в отличие от отцов-основателей европейской Америки, насильственно изъяты из обращения. И началось двухвековое путешествие раско­лотой на непримиримые половины страны в средневековом про­странстве.