И все-таки оба этих грозных предзнаменования и даже прямое предупреждение Соловьева ровно ничему русскую элиту - и правительственную, и оппозиционную - не научили. Болезнь, увы, оказалась неизлечимой. Начиная с января 1908 года, со статьи Струве о «Великой России» (в 1914-м напишет он еще и восторженную статью о «Святой Руси», которую, как мы помним, случалось ему не так уж и давно обзывать «славянофильской мякиной»), страна вступила в полосу новой, последней - патриотической истерии. Только роль Аничкова дворца исполняла на сей раз Государственная дума, а роль старой гвардии Ивана Аксакова - конституционные партии «национально ориентированной» интеллигенции.
Так вот же она перед нами - разгадка парадокса самоубийственного поведения русской культурной элиты, в безумном порыве милитаристского энтузиазма «разрушившей цивилизацию». Историки, как мы видели, пытались его разгадать, исходя из реалий рокового десятилетия 1908-1917 годов. Не получилось. И теперь мы понимаем почему. Окопавшись на своем историческом пятачке, они лишили себя возможности увидеть ретроспективу почти целого столетия националистического развращения русской культурной элиты, столетия, сделавшего этот парадокс неизбежным.
Глава девятая Как губили петровскую Россию
Почти столетие уходила Россия от свирепой диктатуры Николая I, от его сверхдержавных амбиций, от его агрессивного государственного патриотизма, на три десятилетия овладевшего страной. Но вот, судя по вынесенным в эпиграф словам профессора Рязановского, никуда она от этого режима так и не ушла. Вернулась, как говорит Экклезиаст, на круги своя. Рязановский - историк очень осторожный, по его учебнику знакомятся с Россией американские студенты. И если он думает, что за столетие между подавлением декабризма и приходом к власти большевиков политическая модернизация страны не продвинулась ни на шаг, есть, казалось бы, смысл прислушаться к его суждению.
Мы, однако, не хотим прислушиваться. По многим причинам. Но главным образом потому, что даже в отсутствие политической модернизации, даже в том полуевропейском состоянии, в котором жила страна после Великой реформы, даже с отчаянно нищим, как мы видели, крестьянством и жесточайшим полицейско-чиновничьим произволом, все равно оказалась способна Россия на беспримерный культурный прорыв. Она создала всемирно известные школы - литературную, музыкальную, историографическую и художественную. Великие имена Толстого, Достоевского, Чехова, Чайковского, Репина, Ключевского не позволяют нам думать о постниколаевском столетии как об ущербном, тупиковом, обреченном. И тем не менее, как свидетельствуют последующие события, относительное его благополучие и впрямь ведь построено было на песке.
Акт за актом
История беспощадно продемонстрировала нам, что, несмотря на великолепный культурный прорыв XIX века, Россия, лишенная политической модернизации, оказалась действительно обречена повторить весь этот страшный цикл - от Николая до Сталина, от «выпадения» из Европы до полуевропейского перепутья. Причем повторить его в несопоставимо более трагическом варианте, с несопоставимо большими жертвами, серьезно подорвавшими саму жизненную силу народа.
Вот почему теперь, когда Россия снова на том же роковом перепутье и её глухие к истории государственные патриоты снова задумывают очередное «выпадение» из Европы, необыкновенно важно понять столетие, о котором говорит Рязановский, как гигантскую трагедию, обрекшую страну в финале - на самоуничтожение. Ибо перед нами бесценный урок, преподнесенный историей, жестоко «проучившей», как объяснил нам Василий Осипович Ключевский, страну, не желавшую её слышать. Восьми актам этой трагедии и посвящены две последние книги трилогии.
Я постараюсь предельно сжать каждый из этих актов, чтобы драматургия её стала совершенно ясна читателю. Конечно, нынешние реалии совсем не похожи на те, что пройдут сейчас перед нами. Только вопрос, который они ставят, остается прежним: суждено ли сегодняшнему перепутью стать первым актом новой трагедии или многократно «проученная» страна на этот раз все-таки выберет путь политической модернизации? И преследующая ее на протяжении четырех столетий цивилизационная неустойчивость, - наконец, завершится?