Хитрость была в том, что никто из членов Коллегии, включая председателя, не имел права предпринять какую бы то ни было политическую акцию без ее одобрения. Любая попытка короля нарушить установленные Хартией Вольностей правила игры наказывалась его изоляцией и восстанием всех против одного.
Преследовал этот средневековый компромисс, посрамивший современныхтеоретиков, двоякую, как мы сейчас понимаем, цель: прекратит^ «многополярную» анархию (в чем заинтересован был король или, если хотите, председатель Коллегии) и связать королю руки (в чем заинтересованы были бароны). Так или иначе, первая историческая модель выхода из тысячелетней ловушки, по крайней мере во внутригосударственной политике, была создана. То, что требовалось доказать, было доказано: «многополярная» анархия, пусть хоть теоретически, но вовсе не является единственной альтернативой «однополярной» гегемонии.
Конечно, эта новая модель не предотвратила в Англии ни кровавую войну Роз, ни тиранию Генриха VIII, ни диктатуру Кромвеля.
Важно, однако, что, создав прецедент и тем самым принципиально новую традицию, восторжествовала в конечном счете именно эта, коллегиальная модель. И ее решающее превосходство над конкурентами история продемонстрировала вполне недвусмысленно. В отличие от Франции, России или Германии, Англия никогда не поддалась сверхдержавному соблазну стать единоличной хозяйкой Европы. И потому не было там ни Наполеона, ни Сталина, ни Гитлера. И судьба Польши тоже никогда ей не угрожала.
Глава третья Упущенная Европа
модель
Важно и то, что, когда боо лет спустя после Хартии Вольностей великие державы Европы оказались перед необходимостью строить постнаполеоновский мировой порядок, в основу его положили они именно британскую коллегиальную модель. Роль английских баронов исполняли в этом случае европейские государства, а на месте короля, первого среди равных, оказалась, естественно, тогдашняя континентальная сверхдержава Россия. И преследовал этот европейский протопарламент, Священный Союз, ту же двоякую цель, что и его средневековый предшественник: прекратить международную анархию и связать руки королю (сверхдержаве).
Так создана была первая историческая модель преодоления анархии - на этот раз международной. И суть ее, как и в Англии 1215 года, заключалась втом, что никто в Европе и пальцем не смел шевельнуть в международной политике без одобрения Коллегии.
Коллегиальная
Да, они готовы были признать императора России хотя бы и «Агамемноном Европы». Но лишь при условии, что руки у него будут связаны. При условии, другими словами, что он забудет об «универсальной империи», которую пропагандировали московские идеологи государственного патриотизма. Любая его попытка нарушить правила игры, выйдя за пределы председательских полномочий, должна была наказываться точно так же, как наказывалась она за шесть столетий до того: изоляцией и восстанием против него всех членов Коллегии.
При «братце Александре» Россия соблюдала правила игры. Несмотря даже на то, что греческое восстание 1820-х практически парализовало её дипломатию. С одной стороны, общественное мнение требовало поддержать борцов на независимость православной Греции от мусульманского владыки. С другой, обязательства перед Коллегией вынуждали Россию помочь легитимному султану Оттоманской империи в борьбе против греческих «террористов». Результатом, естественно, стал политический конфуз. Но даже он не заставил Александра нарушить коллегиальную дисциплину.
Едва, однако, на петербургском престоле оказался «искренне национальный и вменяемый» Николай, ситуация изменилась радикально. Отныне на повестке дня стояла тотальная контрреволюция - независимо оттого, какого «цвета» были революционеры, восставшие против статус-кво, будь они единоверцами, как греки, или единоплеменниками, как сербы.
До 1848 года смысл внешней политики России состоял, как мы уже знаем, в грандиозном политическом шантаже других членов Коллегии: только Россия с её миллионной армией в силах защитить вас от «красной» революции. Так что извольте подчиниться её диктату. И всё было бы хорошо, когда б уже через пять лет после восшествия на престол Николая, во время французской революции 1830 года, не обнаружилась в этом сценарии трещина: «бароны» не пожелали подчиниться диктату председателя Коллегии.